такой. Добрый! Но даже ему не удалось меня уговорить. Как говорит моя Ксюшка: ты, Ниночка, самодостаточная девушка. Из её уст это звучит очень красиво, хотя по сути означает только одно (и я это знаю лучше всех!) – закомплексованная тихоня ты, Нина Михайловна! Ну и пусть, должны же и такие люди быть! (это я сейчас так себя успокаиваю, конечно, но на раз поменялась бы характером вот даже с Розочкой!). Ну вот, пролежала я весь день с книжкой, почти ни с кем словечком не перемолвилась – Тимоша не считается! А когда я долго молчу, то становлюсь совсем букой. И знаю за собой такое, но всё равно поделать ничего не могу. Так что когда уже перед сном Он пожелал всем спокойной ночи и посмотрел в мою сторону (я хоть и не глядела на него, но взгляд почувствовала), я даже голову не подняла. Со стороны, наверное, это выглядело, как будто я на Него обиделась, а как я могу на Него обидеться, если… если… в общем, неважно, почему если. И все наверняка подумали, что я угрюмая тупица, даже Тимошка так жалостливо на меня посмотрел, как будто тоже ничего не понял. А может быть, наоборот всё понял, и поэтому так посмотрел… Но Тимошка – он и есть Тимошка. Зачем я вообще о нём пишу? Ведь решила – буду записывать только самые важные мысли, которые посетят меня во время похода. А Тимофей уж совсем никакая не важная мысль. Он скорее смешная мысль. Толстенький смешной человечек. Хоть и не люблю я это слово – человечек, – но про Тимошу по-другому не скажешь. Зато про Него можно много чего сказать и вот написать даже… Ах, опять меня в сторону понесло. Как байдарку на повороте. Кстати, байдарки скоро и у нас начнутся! На лошадках походим и к байдаркам перейдём. Хотя я отчего-то боюсь. Опять все увидят, какая я неловкая и неуклюжая! На коняшке, может быть, это и не так заметно, а вот в одной лодке, да вплотную друг к другу, как селёдки в бочке, – ещё как!

Ладно, продолжаю. А то скоро спать, а я ещё не успела ежедневный отчёт написать. Итак, день начинался прекрасно! Солнце вставало яркое, радостное, хотя здесь, на Алтае, оно совсем не такое, как дома. Здесь вообще всё по-другому видится, и слышится, и чувствуется даже. А дождя совсем не было. Вчера весь день лил, а сегодня ну вот ни капельки с неба не упало! И это тоже радость, потому что хоть я дождик и люблю, но второй день подряд сидеть взаперти кому понравится? Нашим-то уж точно нет! Не за тем мы сюда ехали, чтобы в помещении маяться. А воздуха здесь столько, что вдыхать не нужно – он сам в рот заберётся и по жилам потечёт. Нет, это не я так красиво сказала, а Валерка. Он это своей Любашке важно выдал, а я случайно услышала. Правда-правда, случайно! Я из кухни выходила, а они у вешалки копошились, одёжку собирали. Вообще-то мне Валерка совсем не нравится, ведёт себя, как павлин надутый (как только Любашка за него замуж пошла?), но фраза про воздух мне показалась чудесной. Потому что я и сама так чувствую.

А когда мы забрались на лошадок, я окончательно поняла, что влюбилась – в Алтай, в этот воздух космический, в травы душистые, и тогда-то всё со мной и приключилось. Ну вот опять, пишу об этом – а руки начинают дрожать и щёки пунцовые. Даже в зеркало смотреть не надо, и так знаю. Хорошо, что девочки ещё не вернулись, в комнате я одна. А Розочка, наверное, с Ним в библиотеке шушукается. Ну о чём с ней можно разговаривать, не понимаю?! Она же глупенькая, хоть и красавица. Хотя мужчинам от женщины только картинка и нужна. Они же глазами любят, это всем известно. А у Розочки даже имя, как картинка. И пахнет она всегда вкусно, как настоящая роза. Вот Он сейчас и нюхает – смотрит и нюхает, смотрит и нюхает…

Нет, так не годится, опять меня налево увело. Или направо? Хитрая ты, Нинка! Всё делаешь для того, чтобы оттянуть подальше момент, когда нужно про это написать. Трусишка. Хотя кому приятно вспоминать о своих промахах? Я думаю, даже Тимошка не стал бы лишний раз о таком рассказывать, хотя уж ему-то всё равно, что подумают о нём окружающие. Он как цирковой клоун, любит веселить людей. Даже если над ним смеются. Но при этом он сам хохочет вместе со всеми, и получается совсем не обидно. А вот я бы обиделась. Не люблю выглядеть смешной. Поэтому и Розочкин смех так меня задел. Но пусть бы даже просто смех, ведь Он тоже всё видел! Не смеялся, правда, но только в ту минуту. А сейчас наверняка косточки мне вдвоём перемывают… Ох, нет-нет, как я могла такое написать? У Него самое благородное сердце на свете, а я просто жалкая дурочка с переулочка и в жизни ничего не понимаю. А в тот злосчастный момент и вовсе выглядела ужасно – одежда в земле, коленка в крови, а лицо в соплях и слезах горючих. Хорошо, что моя лошадка, моя Стрелка, целой осталась, ничего себе не повредила! Алевтина Викторовна сказала, что ноги лошадям ломать нельзя, иначе их сразу же на бойню отправляют. Кошмар просто! Таких каракатиц, как я, близко к благородным животным подпускать нельзя!

Ой, кажется Любашка с Валерой поднимаются, его за версту слышно. Голос громкий, густой, просто бас, как у священника. Не знаю, почему мне такое сравнение в голову пришло, я и священников-то почти не видала. По телевизору только. Мои родители в Бога не верят и меня приучили. Хотя Ксюшка говорит, что всё у меня ещё впереди. Ей виднее, она у нас девушка опытная, на целых семь лет старше меня! А мне в этом году шестнадцать исполнилось! Вот и спрашивается, зачем я это сейчас пишу? Для кого, если сама всё про себя знаю? Ребята притихли, наверное, целоваться перед дверью начали. Любашка сказала, что это у них свадебное путешествие. А я думаю, что если бы я вышла замуж, то уж ни с какими незнакомыми людьми в свадебное путешествие ни за что бы не поехала! Только я и он, и больше никто нам не нужен! И вообще это странно, поженились, а спят в разных комнатах. Только целуются по углам. Какой же это медовый месяц?

Ну