Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такое заявление со стороны русских иерархов глубоко потрясло Аввакума. „О, Боже святый! - восклицает он спустя много лет в „Житии". - Како претерпе святых своих толикая досаждения?! Мне, бедному, горько, а делать нечева стало. Побранил их, побранил их, колько мог, и последнее слово рекл: „Чист есмь аз, и прах прилепший от ног своих отрясаю пред вами, по писанному: „Лутче един творяй волю Божию, нежели тьмы беззаконных!" (Сир. 16, 3. - А. Б.).
Слова Аввакума взорвали собор, чуть было не завязалась драка. Действительно, иерархам было на что оскорбляться, ведь Аввакум перефразировал слова апостола Павла к иудеям, злословившим о Христе и апостолах: „Он, отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам" (Деян. 18, 6). В другом сочинении Аввакума - „Беседе о внешней мудрости" - проповедник рассказывает эту сцену подробнее, называет имена тех, кто „завыл" на него, и дает понять, что он имеет в виду под словами „побранил их".
„Помните ли? - спрашивает Аввакум. - На сонмице той лукавой пред патриархами теми вселенскими говорите мне, Иларион и Павел (архиепископ рязанский Иларион и митрополит крутицкий Павел. - А. Б.): „Аввакум, милой, не упрямься, что ты на русских святых указываешь, глупы наши святые были и грамоте не умели, чему им верить!" Помните, чаю, не забыли, как я бранить стал, а вы меня бить стали. Разумные свиньи! Мудрены вы со Дьяволом! Нечего рассуждать, да нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продавать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить, как робят в олтаре за афедрон (задний проход. - А. Б.) хватать. А иное мне и молвить тово сором, что вы делаете: знаю все ваше злохитрство, собаки, бляди, митрополиты, архиепископы, никонияна, воры, прелагатаи (шпионы. - А. Б.), другая немцы руския!"
Теперь нам понятнее, почему, как рассказывает Аввакум в „Житии", участники церковного собора закричали: „Возьми, возьми его! Всех нас обесчестил!!!" Да и толкать, и бить меня стали, и патриархи сами на меня бросились. Человек их с сорок, чаю, было - велико Антихристово войско собралося. Ухватил меня Иван Уаров (видный никонианин дьяк Иван Уаро-вич Калитин. - А. Б.) да потащил".
„И я, - рассказывает далее Аввакум, - закричал: „Постой, не бейте! Так оне все отскочили. А я толмачу-архимариту (Дионисию. - А. Б.) говорить стал: „Говори патриархам: апостол Павел пишет: „Таков нам подо-баше архиерей - преподобен, незлоблив" и прочая. А вы, убивше человека, как литоргисать станете?" Так оне и сели".
В этот момент Аввакум потряс собор еще раз. Не проявив никакого уважения к сану архиереев во время прений, он демонстративно выразил им презрение: „И я отошел ко дверям да набок повалился. „Посидите вы, а я полежу", - говорю им. Так оне смеются: „Ду-рак-де протопоп-от! И патриархов не почитает!" Но смеялись архиереи недолго.
„И я говорю: „Мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестии; вы сильни, мы же немощьни!" (парафраз слов апостола Павла, с горечью сказанных коринфским священнослужителям. - А. Б.). Лежащий на полу Аввакум сделал бессмысленной тщательно продуманную и декорированную церемонию судилища и посрамил высокое собрание, показав, сколь далеко оно от апостольской проповеди.
Власти, уже, видимо, не в таком представительном составе, еще раз пытались спорить с Аввакумом о пении аллилуйи, но получили столь аргументированный ответ со ссылками на Дионисия Ареопагита, что даже Евфимий Чудовский, тогда еще келарь (мы ближе познакомимся с ним в следующей главе), сказал протопопу: „Прав-де ты - нечева-де нам больши тово говорить с тобою". Аргументы Аввакума ничего не значили для церковного суда. Участь его и всех его сподвижников решалась на основе других, вовсе не относящихся к богословию соображений, а соборные заседания были фарсом, роскошной ширмой для закулисных решений.
Аввакум это отлично понимал - потому-то он и постарался сорвать маску с этого чинного сборища, выразить свое презрение марионеткам в драгоценных одеяниях. Собор же не нашел иного способа обращения с неистовым протопопом, кроме как приказать вновь бросить его в темницу. „Да и повели меня на чепь", - завершает рассказ Аввакум [27].
* * *
Восточные патриархи и архиереи, занимавшие наиболее почетные места на большом церковном соборе в Москве, интересовали Аввакума гораздо меньше, чем русские иерархи, среди которых протопоп отнюдь не случайно выделил Павла крутицкого и Илариона рязанского. Что это были за люди и почему именно они вызывали особую ярость Аввакума, неоднократно упоминавшего о них в своих сочинениях?
Отчасти это объясняется личными причинами. Так, Иларион некогда был приятелем Аввакума. „Ездил к другу своему Илариону игумну… - вспоминал протопоп, - (он) тогда добро жил - что ныне архиепископ резанский, мучитель стал христианской". Он мучил, например, товарища Аввакума Федора. „Был-де я на Резани под началом, - записал протопоп рассказ Федора (к тому времени казненного повешением), - у архиепископа на дворе, и зело-де он, Иларион, мучил меня: реткой день, коли плетьми не бьет, и скована в железах держал, принуждая к новому антихристову таинству". Именно к Илариону Аввакум обращает гневную проповедь „О Мелхиседеке", где описывает приход на Русь Антихриста, за которым „царь наш последует и власти со множеством народа". „Друг мой Иларион, архиепископ рязанской! - писал Аввакум. - Видишь ли, как Мелхиседек жил? На вороных в каретах не тешился, ездя! Да еще был царские породы. А ты хто? Воспомяни-тко, Яковлевич, попенок! В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу, по площади, чтобы черницы ворухи-унеятки (монахини изменницы-униатки. - А. Б.) любили.
- Ох, ох, бедной! Некому по тебе плакать! Недостоин суть век твой весь Макарьевского монастыря единыя нощи (во время дружбы с Аввакумом Иларион был макарьевским игуменом. - А. Б.). Помнишь, как на комарах тех стояно на молитве? Явно ослепил тебя диявол! Где ты ум-то дел? Сколько добра и трудов погубил! На Павла митрополита что глядишь? Тот не живал духовно - блинами все торговал да оладьями, да как учинился попенком, так по боярским дворам блюдолизить научился - не видал и не знает духов-наго тово жития. А ты, мила голова, нарочит бывал и бесов молитвою прогонял… А ныне уж сдружился ты с бесами теми, мирно