Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хана сказала, что я как раз во вкусе Брэндона. Она сказала, что моя уверенность проложит мне путь, если я позволю ей это сделать. «Будь уверенной», – сказала я себе, и я была уверенной.
Я видела белки его глаз. Я видела разноцветные розы в вазе, стоящей на подиуме позади него: белые, желтые, розовые, красные.
– Здравствуй! – сказал Брэндон, улыбаясь. Он выглядел как парень из телерекламы. Я имею в виду – он и был парнем из телерекламы, рекламы этого шоу.
– Ты выглядишь очень красивым, – сказала я ему и добавила: – Честно говоря, мне следовало как-то подготовиться к этому.
Брэндон засмеялся, взял меня за руку и покружил. Потом сказал:
– Ты очень красивая. Нервничаешь?
Потом из темноты раздался мужской голос:
– Эй, вы можете сделать это еще раз?
Я моргала против яркого света, но никого не видела, только слышала, как люди перемещаются вокруг нас.
Когда я снова посмотрела на Брэндона, он исчез. Ну то есть он был, но я его не видела, потому что посмотрела на яркий свет. Он отпустил мою руку и произнес:
– Ты абсолютно потрясающая. Нервничаешь?
Он взял меня за руку и покружил…
– Нет, не то, – снова раздался голос из света. – Может она повторить то, что сказала, а вы повторите то, что сказали?
Брэндон выпустил мою руку и поправил свой галстук. Я моргнула на свет и спросила:
– А что я сказала?
Брэндон произнес:
– Эй, не надо нервничать, ладно?
Я улыбнулась:
– Ладно, ладно, кажется, я помню. – Потом произнесла фразу, которую потом много цитировали: – Наверное, мне следовало как-то подготовиться. Я не ждала, что ты на самом деле окажешься таким горячим.
Брэндон засмеялся, взял меня за руку и покружил.
– Я тоже не ожидал, что ты окажешься такой горячей.
Кажется, он подмигнул, я помню, – а может, я увидела это потом по телевизору.
Мое сердце сильно колотилось, и не только из-за подъема на холм. Моя кожа горела, и не только из-за жара прожекторов. Голова у меня кружилась, и не только из-за алкоголя, достигшего мозга. Я хочу сказать, это была любовь с первого взгляда.
Я не смогла бы выразить это словами, только смайликами: красная роза, смайлик с глазами-сердечками, красное сердечко, голубое сердечко, розовое сердечко, сердечко с бантиком, пульсирующее сердечко, искрящееся сердечко, салют. И еще: солнце, луна, звезды.
Он протянул руку назад, к вазе с розами, и вытащил – слава богу! – красную.
Я приложила его свободную ладонь к своему животу, запечатлевая тепло его кожи. Это было так приятно – человеческий контакт, так хорошо, что мне уже не казалось дешевой сделкой отдать свой телефон, свою семью, свою работу и свое время за встречу с этим красивым мужчиной.
– Ты сводишь этих бабочек с ума, – произнесла я, и перед моим мысленным взором запорхали целые строчки смайликов-бабочек.
Он в ответ такой:
– Я знаю, что ты имеешь в виду. – Сунул розу мне за ухо, потом приложил мою ладонь к своему животу. Его пресс был точно как стальная пластина. Я чувствовала, как он дышит. Я чувствовала, что он чувствует, как я дышу. И я спросила:
– Ты веришь в любовь с первого взгляда?
Он прошептал:
– Не нужно в самом начале портить финал.
Вокруг было очень тихо, так тихо, что мне казалось, что вокруг типа как никого нет, и это было странно, это заставило меня осознать, как много на самом деле народу вокруг, и они смотрят на нас, как тот оператор, стоящий среди кустов, плюс огромная камера, нацеленная на наши лица, плюс все те девушки в особняке, чьи лица приклеились к окнам… Хана слушала нас издалека, стоя возле фургона, полного девушек с завязанными глазами, которым предстояло пройти по этой дорожке после меня, но я думала, что вряд ли они почувствуют бабочек в животе или, по крайней мере, почувствуют их не так, как я.
На секунду я подумала, как мило мы смотримся, смеясь и прижимая руки к животам друг друга, и как это круто будет смотреться по телику. Я чувствовала так, как будто зрители уже на моей стороне, болеют за меня, смотрят, как моя любовная история разворачивается с самого начала…
* * *
Голова Бернис клонится все ниже и ниже, пока она вдруг не вскидывает ее. Озирается по сторонам точно в испуге.
– Я не сплю, – говорит она.
– Как ты относишься к тому, что Бернис уснула посреди твоего рассказа? – спрашивает Уилл.
– И это я затеваю ссоры? – бормочет Руби.
– Извини, – говорит Бернис. – У меня сейчас сложная жизненная ситуация.
– Честно говоря, – отвечает Эшли, потом смотрит на Уилла и с улыбкой поправляет себя: – Говоря абсолютно честно, я это хорошо понимаю. Я жила с кучей девушек, которые встречались с одним и тем же мужчиной, и все мы спали до ужаса мало. Могу поставить тебе Очень Грустный Смайлик.
* * *
В первое утро была побудка. Типа как буквально. Голос сверху заорал:
– ПОРА ВСТАВАТЬ!
Это наш коуч, Энтони, кричал через динамики.
В голове у меня стучало. Рулонные шторы на окнах брякнули и поднялись, в комнату хлынул утренний свет. Вряд ли мы проспали дольше нескольких часов.
Комната была совсем не похожа на комнату в особняке – не то чтобы я часто бывала в особняках. Она была заставлена дешевыми металлическими двухъярусными кроватями, как в летнем лагере или в сиротском приюте. Со всех коек свешивались конечности, болтались ступни, обутые в туфли на высоких каблуках; за одну лодыжку зацепилась лямка шелкового красного платья, и теперь платье колыхалось, словно странное красное привидение, парящее в воздухе. Чемоданы извергали платья по всему деревянному полу, к дверям тянулся след из гигиенических принадлежностей.
Посреди всего этого беспорядка в панике ползала Эшли И; золотой крестик, висящий у нее на шее, покачивался у самого пола, пока она рылась в вещах. Она все еще была в атласном синем платье; тушь размазалась вокруг ее глаз, словно пятна на морде енота.
– Какой цвет я получила? – повторяла она. Даже с размазанным макияжем Эшли И напоминала пупса Кьюпи[21]: невинная, полная энтузиазма и совершенно невыносимая. Она была худая, с розовыми щеками, с носом-кнопкой и ротиком совершенно правильного размера, в форме сердечка. Она была девственницей из-за своего христианства или типа того, и, если хотите знать мое мнение, это по меньшей мере так же плохо, как быть шлюхой.
Звонил ли мой
