Франсуаза с высоко поднятой головой приблизилась к их столу, раскланиваясь и обмениваясь репликами с теми, кого знала. Наконец она замедлила шаг позади Розы Дакр. Мария не огорчилась бы, если бы Франсуаза прознала о словах Розы и пришла высказать той укор за дерзость.

— Мари Буллейн, — проговорила Франсуаза по-французски своим певучим голоском, — король Франциск желает, чтобы вы подошли к его столу побеседовать. Я не спрашивала его, о чем именно, — должно быть, он хочет передать через вас что-нибудь для вашего отца.

Мария в смущении выбралась из-за стола. Она ничего не говорила, пока они с Франсуазой не оказались достаточно далеко от ее соседок по столу; тогда только она сказала:

— Если бы король Франциск желал передать что бы то ни было моему отцу, он без труда подозвал бы к себе его самого, что вам и самой прекрасно известно.

— Возможно, ему хочется продемонстрировать королю Англии все свои победы в строгом порядке, малышка Буллейн, — отвечала Франсуаза ровным голосом, и улыбка не сходила с ее очаровательного лица. — Я-то знаю: на самом деле он хочет обидеть и унизить меня, чтобы я сама приползла к нему в постель покорной жертвой, вроде тебя. Можешь передать ему, если захочешь, что для этого потребуется куда больше, нежели попытка унизить меня, посылая за его английской потаскушкой, — так легко я не сдаюсь! — Тут Франсуаза умолкла, явно удивившись собственной горячности, а Мария с трудом удержалась, чтобы не ударить наотмашь по этим ярко накрашенным губам, находившимся совсем близко.

— Я передам ему все, что ты сказала, Франсуаза дю Фуа, прямо сейчас, в присутствии королевы Клод и моего государя Генриха Тюдора. И тогда я, возможно, услышу — когда буду уже дома, в Англии, — о том, что ты возвратилась в замок своего супруга, далеко от королевского двора. — Мария отвернулась прежде, чем та успела сказать хоть слово, и поднялась на возвышение.

Король французов был прекрасен в наряде из фиолетового бархата, составляя контраст с английским королем, одетым в дублет и чулки густо-малинового цвета. Франциск протянул Марии руку, и она почувствовала, что надо принять эту руку, хотя ее обеспокоили вздернутые рыжие брови короля Генриха. Франциск сразу сделал первый выстрел — так, чтобы его слышал сидевший рядом король-соперник.

— Вы должны поскорее посетить мой золотой шатер, Мари. В последнее время я вас так редко вижу! Уж не взяли ли англичане вас в заложницы? А в моем шатре потолком служит звездное небо — то, что расписал мастер да Винчи для великолепного пиршества, где мы с вами в одинаковых нарядах гуляли под своими собственными небесами. Вы ведь помните, Мари?

Мария кивнула головой и слегка поклонилась, не произнося ни слова. Как только она выпрямилась, Франциск рассыпался в цветистых благодарностях Генриху за прекрасных фрейлин-англичанок.

— Прошу вас, пришлите нам всех, кого только сможете, брат мой Генрих, — заключил он со смехом.

Генрих Тюдор скупо улыбнулся, но не рассмеялся. Мария, которой еще ни разу не доводилось беседовать с одним из них в присутствии другого, почувствовала, как сгущаются за этим столом тучи. Был ли тому причиной лишь нелепый борцовский поединок или за этим крылось нечто большее?

— Мария уже достигла брачного возраста и, разумеется, незамедлительно отправится в Англию, — решительно заявил Генрих.

— Вот как? Я об этом еще не слышал. Меня это известие огорчает. И кто же принял столь внезапное решение? Золотая Мари, как вы сами относитесь к подобному приказу? — обратился к ней Франциск, испытующе глядя своими сузившимися черными глазами.

— Я буду счастлива воротиться на родину, Ваше величество. Ведь я настоящая англичанка и воспитана в Англии, хотя служба при вашем дворе придала этому воспитанию блеск. Конечно же, я буду с грустью вспоминать доброту любимой всеми нами королевы Клод. Она всегда была ко мне благосклонна, какие бы ошибки я ни допускала по неразумию.

Сердце у Марии затрепетало при этом дерзком ответе, о котором она так долго и горячо мечтала. Она предприняла попытку мило улыбнуться и сделать вид, что побуждения у нее самые бесхитростные. Франциск сердито сверкнул глазами, но тут же раздался голос Генриха — на этот раз более непринужденный, почти веселый.

— Не огорчайтесь так сильно, брат мой Франциск, из-за того, что ваша королева потеряет одну фрейлину. Уверяю вас, такая красота и такой ум не пропадут втуне. Я сам подыщу для «золотой Марии» достойного мужа-англичанина, и она станет служить при дворе своего государя.

Мария отчетливо видела, как Франциск сжал зубы, а его тонкие пальцы впились в ножку кубка, наполненного рубиновым вином.

— Завидую мужу, которому достанется такое сокровище, — проговорил он. — И если мы с вами, верный друг мой Генрих, действительно так похожи, как о том говорила сегодня ваша дорогая сестра — это когда я положил вас на лопатки, — то мне, быть может, следует завидовать и вам? — Он громко, отрывисто расхохотался, а Мария сделала реверанс и повернулась, чтобы уходить, хотя формально ей не было дано такого позволения. Она чувствовала на себе пристальные взгляды трех сотен гостей, наполнявших пиршественный зал, однако не в силах была находиться дольше при этой пикировке двух государей, каждый из которых располагал обширной и грозной властью.

— Мария, — долетел до ее ушей голос короля Генриха, и она вернулась на место.

— Да, Ваше величество?

— Я призову сейчас вашего отца, хочу обсудить с ним некоторые дипломатические дела. Я бы хотел, чтобы вы подождали меня — и своего отца — в передней комнате.

— Как пожелаете, Ваше величество.

— Я не приказываю вам, Мария. — Голос стал вкрадчивым. — Я всего лишь прошу.

Ей сейчас же вспомнились точно такие слова, сказанные когда-то Франциском, — слова, которыми он обманул ее глупое сердце, прежде чем совратить в той маленькой комнате Амбуазского замка.

— Я непременно исполню это, государь. — Ей удалось слегка улыбнуться, но чувствовала она себя обессиленной, смущенной, гордой и испуганной. С облегчением увидев, что обе королевы по-прежнему заняты беседой и не смотрят на своих супругов, Мария сошла с королевского помоста.

Когда давно желанное столкновение с Франциском оказалось позади и Мария вышла из зала по узкому коридору, увешанному гобеленами, она почувствовала слабость в коленках и непроизвольную дрожь. Оказавшись в передней комнате, она с удовольствием села в кресло, на бархатные подушки. В просторной комнате, где на гобеленах были сплошные змеи и хитрые лисы, огромный Генрих, похожий на медведя, казался далеким видением. Мария закрыла глаза, стараясь восстановить душевное равновесие и власть над собой, прежде чем ей придется снова предстать перед ними — королем, отцом… Она молила Бога, чтобы ей больше никогда не довелось увидеть вблизи Франциска, этого похожего на древнего бога François du Roi, который растоптал ее детские мечты ради собственного удовольствия и развлечения — и ради того, чтобы расплачиваться за свои проигрыши в кости.

— Мария, вы хорошо себя чувствуете? У вас есть силы оставаться или же мне проводить вас в Гин?