– Хорошо, Арментерос. – От резкости ее голоса синтезатор речи у аббата задребезжал. – Давайте выслушаем ваши требования.

Я сидела на жестком деревянном стуле у стола – того самого, за которым отмечала на карте ход войн, уносивших нас одного за другим. Бин, ее забрали совсем юной. Витор, непоколебимый и печальный. Сидней – его рука выпала из моей. Стол для карт, за которым я изучала надвигающуюся войну – ту, что убьет Элиана. И меня.

Слева от меня Арментерос излагала свои требования. Вернее, требование у нее было только одно, именно такое, как я предполагала: права на пользование питьевой водой из озера Онтарио. Я даже верно предсказала объем: семь тысяч акрофутов в год.

Обычно это умение меня радует. Я как наяву слышала голос аббата, который именно так и говорит: «Не оказалось бы неведение более милосердным». И еще я видела высокий стол в серой комнате, где такой ровный свет, что даже нет теней. Что это будет – инъекция? Электронные пучки? Пуля в голову? Зачем об этом беспокоиться? Раньше никакой причины не было. Почему сейчас должна быть? Камберлендцы наверняка планируют нечто менее… приватное.

– Это превышает водоносный потенциал озера, – сказала королева Анна.

– По словам моих гидрологов, чуть-чуть до него не доходит.

Даже будучи пропущен через тело аббата, наклон головы моей матери выглядел в точности как у меня – как у нее.

– Этот анализ был произведен в дождливое десятилетие. Обычная величина – шесть тысяч двести акрофутов, на десять процентов меньше.

Арментерос медленно покачала головой:

– Семь тысяч – минимум, необходимый для поддержания численности нашего населения.

– Значит, вашему населению придется измениться. Озеро измениться не может.

– Вы предлагаете мне дать двумстам тысячам человек умереть от жажды?

Я была уверена, что у матери поднялась бровь, хотя виден мне был только затылок аббата и трещина в корпусе, там, где выходили проводники.

– Я предлагаю вам перевезти их. Но решение за вами: это исключительно вопрос внутренней политики.

– Ваше величество, – сказала Арментерос. – Я ведь стесняться не буду.

Она резко втянула воздух. Я знала, что за этим последует. Пора от угрожающих намеков перейти к ясно выраженной угрозе. Пора заговорить о пытках.

«Стесняться не буду», – так она выразилась.

Меня вдруг все это взбесило. Я потянулась к коробочке Толливера Бёрра, ухватилась за пучок проводников, идущих к голове аббата. И дернула.

Провода оторвались. Аббат закряхтел, затрясся и, раскачиваясь, схватился за стол. Лицо матери на экране застыло и исказилось.

– Генерал Арментерос, – резко бросила я, – меня бы удивило, реши вы «стесняться».

– Сядьте, ваше высочество, – пророкотала Арментерос. – Бёрр, верните королеву.

– Только попробуйте, – рявкнула я на него. Потом снова набросилась на нее. – А вам, – сказала я, – не разрешается использовать мой титул. Меня зовут Грета, и именно так вы будете меня называть. Думаете, если я заложница в обители, всякий может меня использовать? Я – Дитя перемирия! Если хоть один волос упадет с моей головы, за вами придут андроиды. Талис сотрет Камберленд с карты, вы меня слышите? Сотрет с карты!

Я так сильно стукнула кулаком по столу, что несколько солдат подпрыгнули от неожиданности. Рука онемела.

– Сядь, – приказала генерал и подняла палец.

По комнате пронеслась волна щелчков – это вскидывались ружья, беря меня на прицел.

Я рассмеялась:

– Вы не застрелите меня. Как вы собираетесь меня пытать, если сначала застрелите?

Генерал щелкнула языком, признавая мою правоту. Получилось так похоже на аббата, что я вздрогнула и схватилась за край стола.

Толливер Бёрр смотрел на Да Ся, словно решая, на какую роль ее назначить.

– А с ней что делать? Ее можем пристрелить.

– Соседка по комнате? – спросила Арментерос, а несколько ружей переместились на Зи. – Кто такая?

Да Ся улыбнулась грозной улыбкой богини Тары, сложила перед собой ладони и поклонилась:

– Я дочь Небесного трона, Возлюбленная Гор, Чистая Душа Снегов. Уничтожьте меня, и вы окажетесь в состоянии войны против большей части Центральной Азии.

– Она совершенно права, – раздался дребезжащий голос аббата. Его голова поникла. – Они обе правы. ООН этого так не оставит. Талис лично прикажет нанести удар по Камберленду.

Талис! Из уст андроида это имя звучало как заклинание. Казалось, в комнате резко упала температура.

– Я ухожу, – сказала я. – Мне нет смысла находиться здесь, пока вы будете решать, как именно причинить мне боль.

Я отпустила стол, от которого у меня на ладони осталась белая полоска. Я бы споткнулась, если бы Да Ся не подошла и не поддержала меня за локоть, формально – как подобает лицу, сопровождающему королеву.

– А вы, – отрезала я, глядя на Бёрра. – Поищите у себя на корабле другое оборудование. Им и воспользуйтесь. Больше я не стану разговаривать со своей матерью через аббата. Отпустите его.

– Спасибо, Грета, – невнятно произнес аббат, не поднимая головы.

Его рука по-прежнему оставалась привинченной к столу. Но он был жив. Когда мы с Да Ся проследовали к двери, стволы ружей сопровождали нас, как глаза.

Солнце, проникавшее сквозь разбитый потолок, устроило игру света и тени: где-то было так ярко, что приходилось щуриться, а где-то лежала темнота. Очертания солдат, стоящих у двери, казались размытыми из-за хамо, и их почти скрывала тень. Я видела только их перемещения, когда они уступали нам дорогу.

Лишь подойдя совсем близко, я разглядела, что один из них едва не роняет ружье из рук. Лицо напряжено и перекошено, словно по каждому дюйму его тела ползут пауки. Среди них стоял Элиан.

За дверью мизери Да Ся взяла меня за руку, и мы помчались, как олени. Прочь из темного трансепта, на яркий утренний свет. Босые ноги чувствовали влажную траву.

– Меня бы удивило, реши вы «стесняться»! – Да Ся привалилась к стене обители, улыбаясь от уха до уха. – Молодчина, Грета!

Она засмеялась.

Несколько минут назад я бы тоже засмеялась – оттого что мы вырвались, от выражения физиономии Арментерос, – но после того, как я увидела Элиана, мне стало не до смеха. Я чувствовала себя опустошенной.

– Ох, Зи… – Я оперлась о стену рядом с нею. На востоке поднимался ласковый свет, но старые камни были еще холодны от воспоминаний о ночи. – Ты помнишь Бин?

Бин. Для своего возраста она была крошечной, и пальцы у нее были нежные. Она любила заплетать мне косы. Она умела так замирать, что голуби прилетали и ели у нее из рук. Когда нам было девять, за ней приехал Лебединый Всадник. Вызвал ее по имени, а она принялась кричать. Сидней, Витор и Бин. За время, пока я нахожусь в обители, погибли трое моих одноклассников. Но только Бин упиралась и кричала.