Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хмм, – сказал он.
И мне стало неловко. Неловко!
– Я искренне надеюсь, что соответствую вашим требованиям, мистер Бёрр.
– Толливер, – рассеянно ответил он, словно уже устал настаивать и почти махнул рукой. – Грета, ты великолепна! Ты просто картинка! Но… – Он описал в воздухе петлю. – Может быть, душ?
Яблочный пресс стоял рядом в густой траве. Я старалась не замечать его, но, по правде, видела очень отчетливо: светлые участки дерева, где были отпилены подпорки, крупинки слюды на гранитном поддоне. Крутить рукоятки они посадили пару механических пауков.
– Душ, – сказала я.
Бёрр улыбнулся и кивнул:
– Чтоб ты выглядела на все сто!
Я искренне пожелала, чтобы если меня снова стошнит, то хорошо бы сделать это на хрустящую белую рубашку Толливера Бёрра.
– В обители нет душа, мистер Бёрр.
– Хм, – снова сказал он. – Ну, нет так нет. – И добавил через плечо: – Джинджер, принеси принцессе ведро и салфетку, чтобы умыться.
И потом снова повернулся ко мне:
– Грета, у тебя больше ничего нет надеть? Или, может, поискать тебе чего-нибудь?
Мне подумалось о платье из парчи с цветами, том самом, что в моем сне превратилось в удава.
– Мистер Бёрр, я останусь в этом.
– Но…
– Если вы хотите сделать из меня мученицу, монашеская одежда будет уместной.
– Мученицу! О нет! Думаю, так далеко дело не зайдет. – Толливер Бёрр обвел руками все вокруг, охватив камеры и свет. – Я профессионал, Грета. Тот, кто убеждает. – Он снова улыбнулся. На его ссохшемся лице улыбка вышла как у трупа. – Ничего такого не потребуется, обещаю.
И возможно, он прав. Грядут парламентские выборы… значит, общественное давление…
Давление! Зря я об этом подумала. «Давление…» И больше я уже думать не смогла. Интересно, меня накачали наркотиками или я просто так испугалась?
– Я обладаю приоритетом выхода в эфир на общественных каналах, – болтал Толливер Бёрр. Я едва прислушивалась. – Зрительская аудитория может оказаться бес прецедентной по объемам. Я уверен, что Панполярная потребует от правительства спасти свою принцессу. И, кроме того, разумеется, мама любит тебя.
«Разумеется».
Кто-то поставил у моих ног ведро мыльной воды. Я посмотрела на него и попыталась вспомнить, что надо делать. Бёрр взял салфетку, аккуратно вытер мне лицо, вымыл по очереди каждый палец.
– Ты великолепна, Грета! Очень естественно.
Я очнулась и закричала:
– Не прикасайтесь ко мне!
– Во-от, – подбадривающе сказал он. – Это все естественные реакции, дорогая моя. Не старайся играть. Честное слово, ты прекрасно справишься.
Я отпрянула от него и попятилась. Два солдата подхватили меня под локти.
Всю жизнь меня учили ходить спокойно. Но сейчас… я боролась. Почему я не должна бороться? Все было безнадежно, невозможно, но я все равно сопротивлялась, и меня пришлось тащить – хоть я и не визжала, но хотя бы кричала и брыкалась.
Кто-то с силой опустил меня на колени; когда я снова встала, еще кто-то резко дернул мои руки и положил их на каменный поддон. Я ударилась подбородком о камень. Во рту появилась кровь. В глазах зажглись черные искры. Везде солдаты. У них пластиковые ремни со смарт-липучками. Я сопротивлялась, но солдатам и десяти секунд не потребовалось, чтобы привязать меня, за запястья и за локти. Я дергалась и натягивала ремни. Они впивались в кожу, оставляя краями следы. Я еще разок дернулась, не в состоянии заставить себя остановиться.
А потом затихла.
Поддон был низким; я неудобно скорчилась, копчик оказался на уровне плеч. Сделав глубокий вдох, я опустилась на колени. С достоинством. Все же традиция. Королева на плахе.
Я подняла глаза.
Когда Бёрр позвал, камберлендцы оторвали меня от Да Ся и Элиана. Я с отчаянием смотрела куда-то мимо пресса, мимо камер, мимо Бёрра, высматривая, что стало с моими друзьями.
Они стояли позади шеренги солдат, спиной к террасам. Тэнди и Атта держали Зи. Она кричала и брыкалась, как я только что. Грего так и замер с тыквами в руках, а Хан вцепился в него, разинув рот. Элиан стоял рядом с Арментерос. Он схватил ее за локоть и, казалось, плюет ей в лицо. Адъютант Арментерос, Бакл, держала Элиана за свободную руку. У меня в ушах стучала кровь, я не слышала, что они говорят.
Бёрр отходил от пресса, разглядывал его с разных ракурсов, поправлял камеры и слегка двигал рассеиватели, ставя галочки на планшете. Я смотрела на свою когорту, смотрела на Элиана, восстанавливая дыхание и пытаясь сосредоточиться. Никого из малышей видно не было. Может, всех увели в здание обители? Это правильно. Они могли превратиться в неуправляемую толпу. И кого-то раздавить. Я посмотрела на свои руки, на напряженно сложенные на сером камне пальцы. Действительно. И кого-то раздавить.
– Приведите их к нам, пожалуйста, сюда, – сказал Бёрр солдатам, охраняющим мою когорту. – Нам они будут нужны для сцен проявления спонтанной реакции. – Он глянул в листок на планшете. – Их должно быть шестеро. Где еще один?
Наступило напряженное молчание, и тогда Элиан поднял руку, как благовоспитанное Дитя перемирия, которым он явно не был.
– Здесь.
– Элиан…
Раздражение у Арментерос было привычным, тон – усталым. Ребяческое бунтарство Элиана явно не было новоприобретенной чертой.
Элиан выпустил руку своей бабушки и, выпрямившись, отошел от Арментерос и Бакл.
Бёрр махнул двумя пальцами вверх и вниз.
– В форме? Нет, нет, ужасно не в стиль. Это внук? Кто-нибудь, принесите его белую одежду.
– Я не хочу, чтобы он был в белом, – сказала Арментерос.
Элиан стал возиться с пуговицами.
– Этот не хочет, чтобы я был в хамо, ты не хочешь, чтобы я был в белом, – кто-нибудь захватил мою рубашку для боулинга?
– Элиан, ты ведешь себя как ребенок! – воскликнула Арментерос.
– Как ребенок! – Он содрал с себя солдатскую рубашку и кинул в генерала. – А вдруг я вырасту и стану знаменитым палачом!
– Элиан, я пытаюсь спасти нашу страну, – проникновенно сказала она.
Тот стоял с голым торсом и дрожал.
– Ничего не скажу, в нем что-то есть. – Бёрр задумчиво взял Элиана в прямоугольник из пальцев. – Генерал, я хочу наехать на него крупным планом. Эти глаза все сразу разъяснят.
Арментерос не снизошла.
– Элиан, медлить нет смысла. Ты считаешь, принцессе нравится, что ее держат в ожидании?
– А давай ее спросим.
И не успел никто решить, можно ли его останавливать – внук генерала, как-никак, – он подошел ко мне. И улыбнулся с высоты своего роста.