кто сражался на войне, включая и имя моего отца. Я знаю, что бабушка была расстроена, когда папа решил идти воевать, но в конце концов она подписала бумаги, позволявшие ему сделать это в возрасте семнадцати лет.

После событий 9/11 Бо записался в Национальную гвардию. Все произошло быстро, и эту новость мне сообщил Джо в день принятия присяги. Я была горда, что Бо решил пойти по стопам деда и послужить родине, но поскольку война в Ираке только начиналась, его решение меня ошеломило. Я переживала, что его отправят в одно из самых опасных мест на планете и что он не вернется домой…

Мои чувства представляли собой сложную смесь гордости и страха. То же самое, должно быть, испытывали и члены большинства семей военных. Но Бо было уже за тридцать, и мое разрешение ему не требовалось. Чувство долга было одним из качеств, которые мы ему прививали, и не мне было решать, как оно проявится в его жизни. Поэтому я поддержала Бо так же, как бабушка Джейкобс поддержала отца.

Уже многие годы я общаюсь с его братьями и сестрами по оружию и вижу, насколько глубоко чувство долга укоренено в наших войсках. Мое восхищение их службой и самопожертвованием только возрастает. Однако благодаря DBOTG я увидела и другую сторону медали: я увидела, как свою «службу» несут семьи наших военных. Во время церемоний проводов и встреч я видела эмоции горя и радости разлучаемых и воссоединяемых семей. Я наблюдала за детьми дошкольного возраста: допущенные на такое важное мероприятие, они старались держаться, несмотря на то, что их обуревали противоречивые чувства. Так, малышу отчаянно не хотелось расставаться с папой или мамой, но в то же время он гордился тем, что его родители здесь. Я видела жен, которые пытались сводить концы с концами, организовывать присмотр за детьми, искать работу, пока их вторые половины находились на другом конце света. Я видела, сколь многим все они жертвуют ради нашей безопасности.

После окончания кампании 2008 года я с радостью продолжила работу в DBOTG. Я видела ее смысл в поддержке семей военных в столь сложные времена, тем более что моя собственная семья снова вернулась к нормальной жизни.

Оставаясь сенатором, Джо каждый день ездил в Вашингтон, я продолжила преподавать в Техническом колледже Делавэра, а дети сосредоточились на своих карьерах. Все шло как обычно: я просыпалась рано утром и отправлялась на пробежку. После я с удовольствием выпивала чашку кофе и делала тосты – для себя и иногда для Джо. Потом я брала сумку и отправлялась в колледж. Вечером мы ужинали, рассказывали друг другу о событиях дня и обсуждали новые затеи детей.

Мы знали, что являемся свидетелями исторических событий, ведь кандидатом в президенты от одной из крупнейших политических партий предстояло стать либо женщине, либо афроамериканцу.

Конечно, мы следили за ходом предвыборной кампании и, несмотря на горечь поражения, были рады тому, как она развивается. Мы знали, что являемся свидетелями исторических событий, ведь кандидатом в президенты от одной из крупнейших политических партий предстояло стать либо женщине, либо афроамериканцу.

Однажды июньским днем я ехала домой с мероприятия в Довере вместе с губернатором Делавэра Рут Миннер. Она объявила неделю, которая начиналась 4 июля, неделей военных, и мы ездили по штату, помогая компаниям и некоммерческим организациям, связанным с военными нуждами. Мы были уже почти дома, когда мне на сотовый позвонил Джо: «Барак спрашивает, готов ли я выдвинуться на пост вице-президента. Он считает, что я должен обсудить это с семьей».

«О боже, ладно», – сказала я. Новость упала как снег на голову – я никогда не задумывалась о возможном вице-президентстве. «Во сколько ты будешь дома? Я позвоню детям, мы соберемся и обсудим это». Как и предполагал Барак, это должно было быть семейное решение.

Я верила, что как вице-президент он сможет сделать многое, а для всей нашей семьи принятие должности означает начало потрясающего приключения.

Большую часть своей трудовой жизни Джо провел в сенате, и там он был сам себе боссом. Ему нравилось все, что было связано с сенатом: комитеты, в которых он состоял, повседневная работа, люди – от штатных сотрудников до стажеров и технического персонала. Они тоже любили Джо – он неизменно побеждал в голосовании за самого популярного сенатора. Джо ходил на работу с искренним удовольствием, потому что должность сенатора позволяла ему раскрывать свои сильные стороны и потому что он мог менять жизнь людей к лучшему. Так что отказ от этой работы даже ради поста вице-президента был непростым решением.

Остальные члены нашей семьи были настроены более решительно. Хантер, Эшли, Бо и я считали, что такое предложение делают раз в жизни. Я знала, что опыт Джо будет для него неоценимым преимуществом и что он сможет внести свой вклад в управление страной. Я верила, что как вице-президент он сможет сделать многое, а для всей нашей семьи принятие должности означает начало потрясающего приключения.

В тот день Джо не принял решение, а на следующий день обзвонил и других членов семьи, чтобы узнать их мнения. Даже Ма-Ма высказалась предельно откровенно: «Ты всегда так активно боролся за гражданские права, дорогой, это часть тебя самого. Разве ты не хочешь стать частью новой истории?» – спросила она. Дети названивали мне весь день, давая советы, как поспособствовать принятию решения. Джо нравилось быть сенатором, но в то же время он понимал важность и значимость этого исторического шанса.

В тот вечер он ответил Бараку согласием.

Все держалось в секрете, чтобы информация о рассматриваемой кандидатуре вице-президента никуда не просочилась. И когда в Уилмингтон для беседы с Джо прилетели Дэвид Аксельрод и Дэвид Плуфф[22], я решила, что мы встретим их сами, без привлечения наших сотрудников, чтобы дать им понять, как работает семья Байденов. Я позвонила Бо и попросила его съездить со мной и забрать двух Дэвидов. Мы болтали с ними всю дорогу до дома Вэл, где должна была состояться встреча. Байдены – одна команда, и советники Барака должны были убедиться в этом воочию.

Несмотря на то что наша семья уже начала проходить проверку на соответствие всем требованиям, до нас доходили слухи и о других впечатляющих кандидатурах из списка, и мы относились к перспективам Джо с осторожным оптимизмом. Как только кто-нибудь начинал вслух рассуждать о Белом доме, я это пресекала. Не стоило слишком обольщаться.

Однако к середине августа все стало меняться. Стало известно, что Джо в шорт-листе, и у подъезда к нашему дому в предвкушении новостей обосновались репортеры. От посаженных мной красивых красно-белых бальзаминов вскоре ничего не осталось. Всякий раз, когда мы пытались выйти из дома, нас забрасывали вопросами и ослепляли вспышками фотокамер. Телефон разрывался от звонков с просьбами об интервью. В один из вечеров