Эти слова прожгли мне нутро, словно яд.

– Ты отведешь меня к Синану.

– Это самоубийство, о великий рыцарь! Они убивают и принцев, и полководцев. За одного асассина они убивают семьдесят греков, такова расплата. А ты хочешь, чтобы я отвел тебя в самое логово? Я не могу. К тому же мне не ведом путь туда.

Я ухватил его за грудки, притянул к себе и прошипел в лицо:

– Ты врешь!

– Нет! Клянусь, я не знаю дороги. Их защищают десять твердынь. Откуда мне знать, в которой скрывается твой враг? Но… они люди, и у них те же нужды, что и у всех людей. Мне известно, где можно найти этих фидави, когда они выходят из крепости.

По моему лицу он понял, что этого слова я не знаю. И покорно объяснил:

– Фидави – пехотинцы ордена асассинов. Это слово значит: «приверженец настоящего убийцы».

Лишь сейчас он показал, насколько ему страшно.

– Может быть, там ты сумеешь последовать за ними. И они приведут тебя, куда ты стремишься попасть.

– Отведи меня в это место и будешь вознагражден.

– Ты сулишь мне награду? У тебя не хватит динаров, чтобы оплатить весь риск. И все же благодарю тебя, о великий рыцарь. Но как ты собираешься пристать к асассинам? Что у тебя есть такого, чего уже нет у них? Если ты хочешь их убить, то я уже покойник и твои обещания награды – пустой звук.

– Я подарю тебе жизнь. Если это для тебя пустой звук, изволь отведать моего меча. Здесь и сейчас. Я предложу асассинам способ избавить их землю от злейшего врага.

Самир трясся, подобно осине на ветру. Предложение было заманчивым, слишком заманчивым.

Я забавлялся. Купец представлялся мне глупцом. Проглотил наживку вместе с крючком и даже не заметил. Стараясь говорить так, чтобы он услышал, я отдал приказ моим госпитальерам присоединиться к войску короля Ричарда. И объяснил, что нашлось дело по силам лишь для меня одного.

Я посеял страх и сомнение в сердце Атанатоса. Десять тысяч его воителей были убиты моими руками. Но если я хочу подобраться к нему достаточно близко, чтобы перерезать глотку, нельзя трубить о себе на каждом перекрестке. Пусть наша встреча станет для него приятным сюрпризом.

Шесть дней и ночей ехали мы под палящими лучами солнца и в мерцающем свете звезд, остерегаясь разбойников. Сирия – это горы, которые перемежаются долинами, а в пустынях прячутся крепости сельджуков. А везде, куда ни глянь, бесчинствуют отряды туркмен, наводя ужас на несчастных местных жителей.

Самиров скарб оказался впечатляющим и завидным. Мои подвиги на этой земле пошли ему впрок. В крепком кедровом сундуке лежали восемь атласных плащей, несколько капюшонов, меха, две накидки из шелка и китайского крепа и двадцать шесть рыцарских одеяний. Еще у него было два пояса, каждый динаров на сто, куча одежды и три боевых коня с попонами и сбруей. А еще семь тысяч динаров золотом. В хвосте нашего маленького каравана шествовало несколько двугорбых верблюдов.

Сначала он хранил молчание. Мы встали лагерем, он поймал пустынного зайца, и я освежевал тушку – быстро и ловко. Я не доверял ему и не позволял держать при себе оружие. Когда Самир жарил мясо, он был бледен и испуган. Наверное, гадал, скоро ли я спущу шкуру с него самого?

Но на второй вечер у него слегка развязался язык, и я смог узнать немного больше о таинственных асассинах.

– Они знают латынь, греческий и сарацинский языки. С детства их обучают, словно принцев, но требуют во всем повиноваться Старцу. Для них он – бог, который превыше всех богов. Некоторые воспитанники – дети его злейших врагов. Возмужав, асассины получают золоченый кинжал. Они должны совершить первое убийство – уничтожить любого, на кого укажет Горный Старец. И они знают, что повелитель способен показать даже на того, кто подарил им жизнь. И не важно, плохой это человек или хороший, пощады не будет. Для асассинов главное – это их деяние, усердие и исполнение приказов. Они считают, что только так можно попасть в рай. Они могут ждать всю жизнь, чтобы только получить возможность выполнить наказ Старца.

Самир помолчал, потом добавил:

– От рук асассинов погибло много сарацинских властителей. Синан обещает своим сподвижникам такие блаженства в загробной жизни, что фидави мечтают о скорой смерти.

Меня эти рассказы не удивили, что встревожило купца еще больше. Поразительным было то, что за прошлые века Атанатос, судя по всему, чему-то научился. Про себя я повторил клятву убить его и разрушить все, что принадлежит этому негодяю.

На третью ночь Самир разрыдался, как ребенок. Размазывая по грязным щекам слезы, он набрался храбрости и спросил:

– Почему в тебе так много злобы?

Ненависть моя зародилась так давно, что я почти уже не помнил истоков. Но потом вспышкой молнии прошлое озарилось, воспоминания полились, как струи дождя, и тучи забвения разошлись, являя дьявольский дух, который бушевал во мне.

Я знал.

На шестой день, когда повозка тряслась по каменистой неровной земле, Самир сказал:

– Мы уже на его территории. Тебе нужно подготовиться. Никто не должен заподозрить, что ты франк.

Остатки драгоценной воды он решил использовать по-своему. Уговорил меня раздеться и вручил щетку, которой я потер себя. Я был не настолько глуп, чтобы выпустить из руки меч. И когда он плеснул мне в лицо холодной водой, я взвился:

– Зачем это? Что ты делаешь?

– Если бы ты был собакой, мой славный рыцарь, я бы постыдился водить такое грязное животное за собой. В этих краях положено мыться.

– Ты, предатель, это низменное занятие!

– Стой смирно!

Он поднял мою руку и поводил по ней каким-то странным гладким камнем. Разлился явственный аромат роз, а на коже появился пенистый след.

– Это черное чародейство!

– Просто мыло.

Я лизнул брусок. Вкус оказался мерзкий, и я сплюнул с отвращением.

– Это новое изобретение наших ученых – помогает отмывать грязь с тела.

Нашли, чем хвастаться.

– Не думаю, что эта штука всем понравится,– процедил я.

– Животным, скорее всего, нет.

Я рванул его к себе так быстро, что он успел лишь выпучить глаза. Когда я приставил клинок к его горлу, Самир захныкал. Неужели он решил, что может насмехаться надо мной, если оказывает мне услугу? Купец плохо меня знал. После этого случая он хранил молчание.

Под вечер мы добрались до небольшого городка у берега речки. Сгущались сумерки, и пронзительные крики уличных торговцев были слышны издалека. Самир пристроил своих верблюдов: трех продал другому купцу, а одного, с поврежденной ногой – мяснику, на убой. Тем временем я пытался отличить асассинов от сарацин.