— Пытались, — генерал Ольбрехт вошел в кабинет одновременно с последней фразой коменданта столицы. — Он наотрез отказался сотрудничать с нами. Мало того, намеревался сообщить о том, что происходит в штабе, всем своим сотрудникам и просить их вызвать гестапо. Пришлось его арестовать и запереть в кабинете.

— А почему не в камере? — Хассе удивленно воззрился на Ольбрехта.

— А откуда у нас камеры? — вопросом на вопрос ответил генерал. — Мы же не тюрьма.

Гизевиус стиснул зубы: боже, во что он ввязался?! Они даже в мелочах ни к чему не готовы!

— А может, пусть сперва начнет свои действия полиция? — встрял он в беседу военных чинов.

Гельдорф отрицательно покачал головой:

— Ни в косм случае. Сначала вермахт должен захватить намеченные объекты. Следом, в качестве зачистки, пойдут мои люди. Раньше никак нельзя.

— Так что же нам делать?

— Ждать, друг мой. Только ждать.

* * *

«Копия.

Ставка фюрера.

20.07.1944.

От кого: От рейхслейтера М. Бормана.

Кому: Всем гаулейтерам.

Распоряжение № 1

Сверхсрочно!

На фюрера совершено покушение! Одновременно с этим несколько армейских генералов предприняли попытку осуществления правительственного переворота, который должен и будет подавлен всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами.

Сделайте выводы, логически вытекающие из этой ситуации!

Действуйте с предельной осмотрительностью!

Внимание: имеют силу только приказы фюрера и его личного (слово «личного» выделено) окружения. Приказы генералов, которые вызовут у вас coмнение, не имеют никакой силы. Всем гаулейтерам НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО войти в контакт со своими партийными руководителями. Помните: при любых обстоятельствах вы несете полную (слово «полную» выделено) ответственность за сохранение контроля в своем районе!

Хайль Гитлер!

М. Борман».

* * *

Полковник Фельгибель стоял перед телефонным аппаратом, не зная, как ему поступить. По договоренности, он после покушения должен был сделать условный звонок в штаб резервистов Фромма, однако его остановило состояние фюрера.

Вот уже полтора часа Гитлер находился в «пограничном состоянии», то есть между жизнью и смертью. И Фельгибель не знал, что сообщать в Берлин: состоялось покушение или нет? Если бы фюрер остался цел и невредим, то полковник просто не стал бы звонить.

В случае же положительного результата звонок должен был немедленно оповестить командование резервной армии о смерти Гитлера. Но третьего варианта никто не предвидел.

— Полковник, вы долго будете гипнотизировать аппарат?

Фельгибель обернулся. Он даже не заметил, как его окружили четыре человека из службы безопасности фюрера.

— Вам нужен телефон?

— Нет, — ответил старший из четверки, полковник Хассель. — Нам нужны вы. Пройдемте, вас ждет рейхсфюрер.

Полковник снял очки, трясущимися руками принялся протирать их платком:

— По какому поводу?

— Не могу знать, — офицер посмотрел прямо в близорукие глаза Фельгибеля. — Но прошу вас поспешить.

— Да, да, — пролепетал начальник Ставки. — Куда идти?

— Следуйте за нами.

«Надо застрелиться», — полковник трясущейся рукой потянулся к кобуре.

— Без глупостей, полковник, без глупостей! — тотчас обезоружил его следовавший позади охранник.

Гиммлер разговаривал по телефону, когда в кабинет ввели Фельгибеля.

— Свободны, — кивнул рейхсфюрер конвоирам и указал полковнику на стул: — Подождите минуту. Кто вылетел ко мне? — тут же крикнул он в телефонную трубку. — Кальтенбруннер? Экспертов с собой взял? Будьте на связи. Я сам перезвоню. — Положив трубку, Гиммлер присел на край стола: — Итак, полковник, кто пронес бомбу в помещение?

— Я не понимаю, о чем идет речь. — Фельгибель почувствовал тяжесть во всем теле. Симптом страха.

— Штауффенберг? Вы помогали Штауффенбергу? — Гиммлер сорвался на крик: — Кто еще был с тобой, мразь?! Хефтен? Штиф? Кто?!

Таким рейхсфюрера полковнику видеть еще не приходилось. А если бы ему кто-то сказал сейчас об истинной причине нервного срыва у Гиммлера, ни за что бы не поверил.

Фюрер до сих пор был жив. Несмотря на большую потерю крови и поражение нервной системы в результате черепно-мозговой травмы он до сих пор был жив. И Гиммлер, вместо того чтобы вылететь, как планировалось, в Берлин и встать во главе ликвидации заговора, вынужден был торчать здесь. Тогда как именно в столице в эти минуты начинались самые главные события.

— Что вы должны были сделать после отъезда Штауффенберга? Передать сообщение о смерти фюрера. Да? Не молчать! Говорить!

— Да, — выдохнул Фельгибель.

— Вы позвонили?

— Нет. — Голова затряслась сама собой.

— Почему?

— Фюрер жив. Нет смысла звонить.

— Без вашего звонка начнутся активные действия или нет? Отвечать!

— Нет, — соврал полковник. Путч в Берлине должен был состояться при любом раскладе. Это не обсуждалось. Это подразумевалось.

Гиммлер несколько успокоился.

Что ж, его план еще может сработать. Фюрер останется жив — он вернется в Берлин и арестует всех, кто причастен к покушению. Фюрер умрет — он вылетит в столицу и устроит террор. Беспроигрышная комбинация. Впрочем, полковнику тоже верить нельзя. Нужно сделать звонок Шелленбергу. И Геббельсу. Пусть сообщит но радио, что фюрер жив.

Фельгибель устало опустил голову. Он прекрасно понимал, что только что подписал себе смертный приговор. И признанием, и ложью. Единственное, на что он мог теперь рассчитывать, это на время. Оно пока работало на него.

Гиммлер придвинул к нему телефон:

— Звоните в Берлин и сообщите, что фюрер жив. — Фельгибель молча смотрел на аппарат и не двигался. — Быстрее, полковник! И побольше эмоций. План сорвался, ваши друзья должны это почувствовать. Карл!

На зов рейхсфюрера в кабинет стремительным шагом вошел полковник Хассель.

— Где доктор Керстен?

— С фюрером.

— Как его состояние?

— Кого? — Хассель недоуменно уставился на Гиммлера.

— Фюрера, естественно! («Что же задень сегодня выдался? Одно’ сплошное недоразумение».)

— Тяжелое. Пока, как сказал господин доктор, без изменений.

Тем временем Фельгибель набрал-таки номер штаба резервных