К докладу приступил Хойзингер. Обстановка, как понял из его отчета Штауффенберг, сложилась критическая.

После июньского наступления русских восстановить фронт никак не удавалось. Мало того, советские войска начали наступление на Восточную Пруссию. Так, за несколько дней до совещания завязались новые бои в районе группы армий «Северная Украина». Хойзингер поведал, что новое наступление вражеской армии развернулось по всему фронту более чем на 200 километров. Русским удалось вклиниться в оборону немцев и прорвать на всю глубину «позиции принца Ойгена», что находились восточнее Львова.

Гитлер стоял в привычной для него позе: склонившись всем корпусом над столом и буравя глазами карту.

Штауффенберг нащупал носком сапога портфель, осторожно подвинул его ближе к фюреру.

— Бои ведутся уже на подступах ко Львову, — продолжал меж тем Хойзингер.

Дверь в зал совещаний неожиданно приоткрылась. В проеме появилась фигура начальника ставки Гитлера, полковника Фельгибеля, тоже участника заговора. Условным знаком он показал Штауффенбергу, что того срочно вызывают к телефону.

— Простите, — Штауффенберг наклонился к уху Кейтеля, — мне нужно сделать звонок генералу Фромму. Разрешите выйти?

Кейтель утвердительно кивнул.

Гюнше проводил полковника взглядом и продолжил следить за карандашом, который Хойзингер использовал вместо указки.

— Какие меры будем предпринимать в районе Львова? — Гитлер, не надевший в этот раз очков, близоруко склонился над картой. — Покажите мне детально, где расположены наши позиции.

Карандаш генерала скользнул по карте:

— Вот здесь, мой фюрер. На данном участке…

Взрыв оборвал выступление командующего Восточным фронтом.

Адъютанта Гитлера мощной ударной волной отбросило к противоположной стене, где от удара головой о бетонную перегородку он потерял сознание. Очнулся от криков и боли. Приоткрыв глаза, увидел сперва сплошную темноту. В помещении стоял густой удушающий дым, в котором лёгкие с трудом находили для себя воздух. Вентиляция не работала. Гюнше, опираясь левой, здоровой, рукой о стену, с трудом поднялся. Ноги не слушались. Правая рука плетью висела вдоль тела. «Сломана, — понял адъютант. — Фюрер… Где фюрер?! Он попытался сделать шаг, закачался. Дышать стоя было и вовсе невозможно. К тому же по-прежнему ничего не видно. Пришлось снова опуститься к полу. Попытался ползти. Получилось. Вокруг лежали обломки мебели вперемешку с фрагментами человеческих тел. Гюнше стошнило. Дышать стало легче. Откинув чью-то окровавленную ногу в сапоге (кажется, полковника Брандта), Гюнше пополз туда, где, как он полагал, может находиться фюрер.

Неожиданно под руками что-то зашевелилось и застонало. По остаткам кителя адъютант на ощупь распознал Кейтеля. Лицо генерала превратилось в липкую маску. То ли от крови, то ли от копоти. Гюнше припал к груди офицера: сердце билось, но глухо и тяжело. Рядом лежало второе тело. Кажется, вице-адмирала. Переползая через него, адъютант фюрера сжал зубы от боли. Дав себе несколько секунд передышки и превозмогая острые болевые приступы, пополз дальше. Следующий обрубок тоже дышал. Гюнше приблизился, и по его щекам потекли слезы бессилия…

Перед ним лежало тело Гитлера. Живое. Нервное. Оно дергалось, конвульсивно распрямляясь и елозя по полу двумя оставшимися пальцами правой руки. Из грудной клетки со свистом, неровными толчками вырывался на свободу воздух. Ниже груди китель почернел от крови. Темные с сединой волосы полностью накрыли глаза.

Гюшпе в ужасе склонился над фюрером и до боли прикусил губу.

Взрывом Гитлеру оторвало левую руку, и теперь из обрубка толчками хлестала кровь, закрашивая осколки ослепительно белой кости. Опустив взгляд ниже, адъютант увидел, что у фюрера нет и обеих ног. Громко всхлипывая и уже не скрывая слез, он убрал со лба Гитлера волосы. И тотчас увидел очередные ранения. Мягкую часть лица с левой стороны иссекло осколками, выбив глаз. Поврежденными оказались также челюсть и гортань. Судя по всему, осколками бомбы повредило и брюшную полость фюрера: его тело буквально плавало в крови. Правый глаз неотрывно смотрел на Гюнше, и от этого взгляда юноша цепенел. Его тошнило. Голова налилась тяжестью и была готова взорваться от боли.

Неожиданно потянуло свежим воздухом. Видимо, кто-то сумел открыть заклинившую при взрыве дверь. «Наконец-то», — подумал Гюнше и потерял сознание.

* * *

Едва Штауффенберг, Хефтель и Фельгибель покинули бункер, внутри бетонного саркофага раздался гулкий мощный взрыв. Земля под ногами заговорщиков содрогнулась. Тут же раздался тревожный визг сирены.

— Дело сделано, — выдохнул граф. И кивнул в сторону автомобиля: — Пора возвращаться в Берлин. Полковник, — на ходу обратился он к начальнику Ставки, — как только что-то прояснится, немедленно дайте мне знать. Но лишь в том случае, если Гитлер мертв. Если остался жив, не выдавайте себя. Выходите на связь только в экстренном случае.

Спустя две минуты их машина остановилась у офицерского караула. Хефтель начал нервно озираться по сторонам.

— Успокойся. — Штауффенберг похлопал его по колену и выглянул в окно: — Что случилось, капитан?

— Пока не знаю, — начальник контрольно-пропускного пункта недоуменно развел руками. — Похоже на взрыв.

— Опять, наверное, тренировочные диверсии. Не надоело еще?

— Признаться, да, надоело, — смущенно отозвался капитан и тут же испуганно взглянул на Штауффенберга: не ляпнул ли лишнего?

— Послушайте, капитан, у нас срочный вызов. Нам нужно незамедлительно вылететь в Берлин. Если у вас имеются какие-то вопросы, свяжитесь с ротмистром Меллендорфом: он подтвердит разрешение на наш выезд отсюда.

Еще через десять минут Штауффенберг и Хефтель садились в самолет.

Облокотившись о подоконник, Гиммлер не отрываясь смотрел на озеро, раскинувшееся неподалеку от его ставки в Мауэрзес. Он всячески заставлял себя не думать о том, что происходит сейчас в Ставке фюрера, но тщетно.

Гиммлер специально вылетел в Мауэрзее накануне совещания, чтобы находиться к Гитлеру как можно ближе: Ставка рейхсминистра располагалась всего в ста километрах от «Вольфшанце». Три часа пути. Плюс возможность самолично влиять на происходящие события, если те вдруг начнут выходить из-под контроля.

Неожиданно в памяти всплыл недавний разговор с Керстеном. «А может, доктор прав, — подумал рейхсфюрер, — и наше поражение действительно не за горами? Что, если через этих грязных евреев и впрямь можно будет навести мосты с верхушкой нейтралов? Американцы по непонятной причине идут на переговоры неохотно. Или неохотно — только со мной? Шелленберг утверждает, что рано или поздно союзники все равно сдадут свои позиции. Но когда? На Восточном фронте творится черт знает что. А на Западном — никаких перемен. Все замерло в ожидании…»

— Мой рейхсфюрер, — личный водитель Гиммлера, штурмбаннфюрер Лукас, пробежав порядка пятнадцати метров от узла связи до спального вагона рейхсфюрера, ворвался в помещение и прервал тем самым размышления шефа, — только что телефонировали из Ставки. На Адольфа Гитлера совершено покушение!