– Только я вот что еще хочу спросить, – Рихман уже почти бегом догонял Иванова, – этот Урия, в него что, действительно Аборигены стреляли?

– Скорей всего, привиделось ему спьяну, – бросил Иванов, не сбавляя темпа.

– А автомат? – Рихман немного задыхался, но не отставал.

– Оставил кто-нибудь, пока мы от землетрясения спасались.

Они догнали остальных и теперь подходили к кафе вместе со всей компанией.

– Прибыли, – сказал Рудаки. – Вот он, надежный оплот свободного предпринимательства в мире хаоса и всеобщей анархии.

Кафе располагалось в пристройке, прилепившейся к старому зданию университета. Насколько помнил Рудаки, здесь всегда было какое-нибудь питейное заведение: при Советах тут был бар с нелепым, чисто советским названием «Донецк» – даже самую отдаленную ассоциацию с центром угольного бассейна в кафе обнаружить было трудно, и среди студентов, преподавателей и просто пьющего народа кафе тогда звалось «Кафедра» – благо все ассоциации и параллели были рядом, в университете; при последней власти окрыли тут кафе «У Тараса» (рядом, в парке, был памятник Шевченко), но в городе его по-прежнему называли «Кафедра».

После катастрофы заведение перешло к предприимчивому азербайджанцу по имени Мамед, и Мамед собственной персоной встречал сейчас компанию, стоя на пороге своего заведения. Это был невысокий лысоватый толстячок, очень себе на уме, увлеченно игравший роль гостеприимного кавказского человека.

– Аврам-бей, здравствуй, дорогой! Добро пожаловать, Ива-ханум! – восторженно восклицал он, показывая в улыбке золотые коронки. – Кот ваш, Балтазар, всем котам кот, настоящий перс, клянусь аллахом, ловит мышь на лету – герой, Дарий персидский, Кир непобедимый. Всех словил – один только мышь остался, спрятался у этих, – он показал в угол зала, где на полу сидела группа Аборигенов. Трусливый мышь, не хочет выходить, а они током бьются, – обиженно продолжил Мамед, доверительно понизив голос, – могут кота попортить, спрятал его в кладовке, переживает, в бой рвется. Аврам-бей, Ива-ханум! Послал аллах гостей! – опять воскликнул он, попятился и жестами стал приглашать всех в зал, громко перечисляя основные позиции своего меню: – Шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть – кушать будем. Садитесь, дорогие, за кота все отдам.

Компания вошла в кафе. Просторный зал с низким потолком, в котором, как помнил Рудаки, в мирное время всегда' толпились студенты и преподаватели, разбавленные колоритными группами окрестных алкашей, сейчас был почти пуст – кроме сидевших на полу Аборигенов, в нем была только компания бритоголовых парней, занявшая один из дальних столиков. За стойкой бара, над пустыми полками висел большой яркий лозунг: «Агрессивному маркетингу – мягкий менеджмент!».

– Спасибо, Мамед, спасибо, – сказал Рудаки, – смотрю, объявления у тебя новые. Маркетинг, менеджмент – лихо!

– Осколки прошлого, дорогой! – засмеялся Мамед. – Братки принесли. Говорят: прикольно. Мне все равно – что гостям нравится, мне нравится. Братки часто у меня бывают. Вон и теперь сидят. Бедные теперь, тихие. Картошку-морковку с базара приносят, наливаю им за это.

– Ага… понятно, – Рудаки взял Мамеда под руку. – Слышишь, Мамед, мы тут с друзьями… покормишь?

– О чем разговор?! – Мамед воздел руки горе, призывая в свидетели аллаха. – Ваши друзья – мои друзья, мамой клянусь! – и добавил, хитро прищурившись: – За друзей кота в аренду в Подольский раввинат отдавать будем. Там кунак мой, Давид, стонет: кота дай – мышь замучил, спасу нет. Садитесь с друзьями, шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть – кушать будем. Садитесь, дорогие, за кота все отдам.

– Не надо кота напрягать, – сказал Рудаки и опять взял Мамеда под руку. – Послушай, Мамед, тут у Урии к тебе одно предложение есть.

Мамед повернулся к Урии и радостно воскликнул:

– Урия-бей! Добро пожаловать, Урия-бей! Слушаю тебя, Урия-бей.

Урия наклонился к Мамеду и зашептал ему на ухо.

– Смотреть надо, – выслушав Урию, сказал Мамед, – хорошая вещь в хозяйстве всегда пригодится. Садитесь пока, дорогие, шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть – кушать будем, пить будем. Садитесь, дорогие.

Компания стала рассаживаться. Сдвинули два стола, притащили стулья. Мамед удалился ненадолго в комнату за стойкой с Урией и Ивановым и вышел оттуда, буквально излучая радушие и готовность услужить гостям – видно автомат произвел впечатление.

– Что кушать будем, дорогие? – спросил он, смахивая с чистого стола несуществующие крошки сложенной газетой. – Шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть, что выбираете?

– Давай всем шашлык-машлык для начала и бутылку вина для дам, водка у нас своя есть, рюмки только дай, – сделал за всех заказ Рудаки, а потом все же спросил для порядка: – Все согласны?

Компания выразила свое одобрение кивками и неопределенными междометиями, даже Этли кивнул, встретившись с вопросительным взглядом Рудаки. Урия стал переводить ему заказ, и он сказал: «Йес», а Мамед повторил скороговоркой.

– Всем шашлык карский, вино и рюмки. Так? Да? Отдыхайте, дорогие, – он протянул Рудаки газету: – Вот, Аврам-бей, газета последний. Почитай друзьям, пока шашлык будет, – и он бегом удалился на кухню.

Рудаки раскрыл газету.

ХРОНИКА КАТАСТРОФЫ

ГАЗЕТЫ

Первые месяцы после катастрофы в городе царил хаос: вся власть исчезла, на улицах свирепствовали мародеры и отряды полоумных луддитов, горожане сидели по домам и боялись высунуть нос. Перестало работать радио и телевидение – техники и журналисты со станций сбежали, а оборудование разгромили и разграбили луддиты и мародеры. Но постепенно в городе стал восстанавливаться порядок, главным образом благодаря Гувернер-Майору. Его гусары приструнили луддитов и мародеров, стали патрулировать улицы вместе с отрядами ООН. Возникли новые государственные образования. Самые крупные из них – Печерский майорат, Софийский патриархат, Подольский раввинат – начали восстанавливать атрибуты цивилизованной жизни, и одной из первых таких акций стал выпуск газет. С тех пор в городе довольно регулярно выходили три газеты: «Городская газета» (Печерский майорат), «Благочестивый вестник» (Софийский патриархат) и «Русский еврей» (Подольский раввинат). Газеты раздавали бесплатно на улицах, в кафе, иногда в церквах и синагогах. Самой популярной была «Городская газета».

– Смотрите-ка, грузины нас опередили, – сказал Рудаки, раскрыв газету. – Вот, слушайте, – и он громко прочитал: – Корабль звездных переселенцев из местного грузинского землячества сегодня стартует и возьмет курс на двойную звезду Мирам в созвездии Персея. Счастливого пути к новым Мирам, друзья! Ушлые ребята, эти грузины.

– Ты что, действительно думаешь, что кто-то может улететь на какую-то там звезду? – спросил Рихман и покачал головой.

– Ничего я не думаю, – рассеянно ответил Рудаки, – просто мне грузины всегда нравились – веселый народ. И песни у них забавные. Хачапури, хвелипури, цицила, ай-да-ли-да! – вдруг затянул он. – Тая-тая-тая-тая-тая. Цинандали, саперави, хванчкара, ай-да-ли-да!