…Ночные воды озера, такие же черные, как мрак в моей душе (вновь чужие образы), тихий плеск, внушающий мысли об умиротворении, забвении, вечном покое…

…Меня вырывают из забвения быстро приближающиеся шаги вербовщиков…

…Я жажду покоя, но чья-то тяжелая рука с острыми увесистыми кольцами впивается в мое запястье… Крохотные трясущиеся руки — это я поднял их, прося милостыню… От голода в животе все переворачивается… Голубая пыль блестит на моей коже… Звуки музыки… Стены зеленого льда… Надгробия из синего камня… Ход, вырытый червем, пробивающимся сквозь бесконечную темноту подземелья…

…И вдруг сияние улицы Мечтаний, гром музыки, фонтан жизни и реки золота… Радостная суета тысяч сознаний, проецирующихся в мое собственное, наступление инородных чувств, обрушивающих стены моей внутренней тюрьмы и наполняющих меня светом, самым ярким светом, какой я когда-либо видел, и он сияет все ярче, прогоняя темноту… Преображение. Другой мир…

Дневной свет. Я открываю глаза, и в них врывается слепящее солнце, оно теплым лучом покоится на моем лице. Я зажмурился и опять открыл глаза, не в силах поверить. Вечерело, длинные голубые тени протянулись по одеялу. Откуда-то донеслись звуки музыки, голоса и смех. Я видел потолок и стены, свои руки, смазанные питательным гелем, датчик на груди. Я понятия не имел, где нахожусь, но мне было хорошо и спокойно пробудиться именно здесь, как если бы я достиг конечной цели долгого пути: я глубоко вздохнул и уснул, на этот раз без страха.

Солнечные лучи пробились сквозь закрытые веки. Я встречал новый день, ощущая его теплое прикосновение на своей щеке. До меня кто-то дотронулся.

Открыв глаза, я увидел комнату, на этот раз в фокусе ее лицо — то лицо, которое, думал, больше никогда не увижу.

— (Джули?) — Я хотел позвать ее вслух, но не смог, подсознание сделало это за меня.

Ее лицо озарилось, она придвинулась ближе, улыбаясь, взяла мою руку, повисшую в воздухе, как бы подтверждая реальность всего происходившего.

— (Да, Кот, да!)

Ее короткое послание осветило мой разум, как откровение. Внезапно я понял, что мне ее по-настоящему не хватало все это время, и что ни к кому еще я не испытывал подобного. Мой голос отчаянно пытался заявить о себе, но я не в состоянии был произнести ни слова. Электричество полыхнуло по связующей нас ниточке, ее рука дрогнула, она убрала ее, но телепатическая связь осталась. Ее энергия держала меня, спокойная, надежная и дружелюбная, когда она подносила мне кружку с водой и помогала пить; я никогда не пробовал такой удивительно вкусной воды. Я вздохнул и отпил еще.

Портативный монитор, установленный на другой стороне кровати, сканировал каждое движение моего тела и что-то высвечивал на экране: датчик по-прежнему считывал данные с моей груди. Но мы не в больнице, до меня отчетливо доносились звуки музыки и голоса — я не слышал ничего подобного с того момента, как покинул Куарро. Куарро… Я до деталей припомнил пребывание там, и не смел поверить, что сказка вернулась, что я в безопасности, обо мне заботятся, что ад позади и что все счастливо завершено.

Джули забрала у меня пустую кружку. Я лежал, откинувшись, в кровати, и на моих потрескавшихся губах красовалась глуповатая улыбка. Просто смотреть на ее движения было сплошным удовольствием. Несмотря на нелепую одежду — мешковатые штаны, тяжелые сапоги, блузку и неизменную шаль — все было полно изящества и красоты. Я подвигал пальцами и испытал боль в суставах, как старик. Под кожей на руках просвечивали похожие на кровоподтеки желтые и багровые пятна. Но по всему видно, что худшее уже позади. Интересно, как выглядит все мое тело? По крайней мере, я уже не синий — это большое достижение.

— Господи, одну камфору! — смог произнести я. Джули обернулась ко мне, густая коса скользнула по ее плечу. В ее улыбке появилась легкая ирония, а в уголках глаз образовались крохотные морщинки…

— Сложно, — отозвалась она, и я не разобрал, говорила ли она обо мне или о моей просьбе.

Я рассмеялся, это прозвучало как грохот колес по мостовой.

— Классно, что все позади…

— Это длится уже больше двух недель. Одно время мы не знали, вырвешься ты или нет. — Разумеется, она не имела в виду Куарро. Ее улыбка неожиданно исчезла; я увидел в ее мыслях, что она вспоминает о том, как я лежал в больнице под капельницей.

— Да, слишком долго. — Я вновь пережил свое первое пробуждение здесь. — Теперь все позади. — Меня переполняло счастье. Однако в палитре ее чувств изменились цвета…

— Кот.

Я увидел написанную на ее лице правду.

— Как… Мы не на Ардатее?

— Нет, мы в портовом поселении Синдера.

Я посмотрел на каторжное клеймо, выжженное на моем запястье, и закрыл глаза. Ее беспокойство потерялось в черной волне разочарования, обрушившейся на меня. Джули прилетела на Синдер. Была какая-то причина, но она не заключалась в том, чтобы спасти меня из ада. Напротив, меня ожидали другие страшные испытания. Если я вижу Джули, значит, это действительно Зибелинг разговаривал с гидранами в подземелье. И он приехал лишь потому, что, должно быть, неподалеку объявился Рубай, цель которого завладеть разработками телхассия, принадлежащими Федерации: шахтами, где я был — и продолжаю оставаться — рабом. И виновник этого — Зибелинг, который должен догадываться, что я хочу с ним сделать, Зибелинг, который ненавидит меня.

— Кот! — Я почувствовал, как напряглась Джули.

— Оставь меня. — Я отвернулся и лежал так, пока она не вышла, потом закрыл глаза и провалился в черную бездну — это было легче, чем встретиться с реальностью.

Когда я вновь очнулся, в комнате вместе с Джули был Зибелинг, я почувствовал это, не открывая глаз. Я решил притвориться спящим, а если приборы выдадут меня, на это не сразу обратят внимание.

Зибелинг вздохнул:

— Не могу понять, нормальные мы люди или с какими-то врожденными отклонениями. И как можно научиться жить с Даром в столь несовершенном обществе? Единственное, что мы можем, — это контролировать и приспосабливаться. И нигде псионы не находят истинной помощи и поддержки. Именно в институте я хотел устроить такое место…

— Если бы каждый владел телепатией или, по крайней мере, шестым чувством… Тогда, возможно, мы научились бы понимать друг друга и не давали бы своим страхам искажать все, с чем мы соприкасаемся. Но если бы нам дали такой шанс, мы перестали бы быть самими собой. — Я почувствовал печальную улыбку Джули.

Зибелинг горько усмехнулся:

— Если бы в этой вселенной существовала хоть какая-нибудь справедливость, человечеству не позволили бы совершать межзвездные перелеты. Мы не подготовлены для галактических контактов. Человечество — это кишащая толпа, но никак не цивилизация. Мы никогда ничему не научимся. Никогда…

Я проник в его мысли: Зибелинг подумал о своей жене, затем обо мне, и я ощутил его внутреннюю боль. Я чуть приоткрыл глаза, чтобы незаметно понаблюдать за ним.