– Вы знаете Елену Демидову?

– Конечно, – спокойно ответил он, ничуть не удивившись. И ждал, когда она продолжит.

– Расскажите мне о ней, пожалуйста. – Кажется, слезы все-таки появились.

– Я отношусь к ней с симпатией и уважением.

А вот это был уже разгром. Полный. Вера ожидала чего угодно, только не этого. Ненависть, о которой она почти забыла этим вечером, опять подступила к горлу. Ненависть не к Сергею, к проклятой девке.

– Я еще чем-нибудь могу помочь? – спросил Хмельницкий.

– Нет, – устало сказала Вера, – не можете.

Он расплатился с официантом и посадил ее в такси.

Ничего больше он у нее не спросил.

Павел смотрел, как звезды мерцали на экране компьютера. Он до сих пор предпочитал эту старую заставку. Он смотрел на звездное небо и не мог оторваться.

Время остановилось, когда Лена сказала, что хочет развестись. Он даже не сразу понял, что именно она ему говорит. Спросил, как дурак: «Что вдруг?» – и разозлился на Лену, потому что, услышав любимый голос, которого не слышал полтора года, он уже считал, что то страшное, что произошло с ними, кончилось и теперь всегда все будет хорошо. Он расскажет Лене, что искупил свою вину, потому что без нее эти долгие полтора года были такими страшными, что назвать это жизнью просто невозможно. И она простит. Он успел даже пожалеть глупенькую Элечку, ведь той придется подыскивать себе другой вариант, и неизвестно еще, найдет ли она его. Лена сказала совсем не то, чего он ждал, и по дороге на работу он привычно злился на нее и на то, что ему так плохо без нее. И только когда приехал в офис, когда загрузился компьютер, Павел понял, что Лена уходит из его жизни навсегда.

Работать он не мог, так и сидел, смотрел на звездное небо, а когда компьютер «засыпал» совсем, слегка трогал мышь рукой. Тогда появлялась привычная картинка – осенний сад. Он сфотографировал его, когда они с Леной последний раз ездили к ней на дачу. Тогда еще все было хорошо и радостно.

Когда полтора года назад он приехал домой в скромную однокомнатную квартиру, которую они снимали с Леной, и увидел, что ее вещей нет, он, конечно же, сразу понял, что она узнала про Элю. Кто-то ей донес. Он тогда поискал записку, не нашел и долго ждал звонка, должна же она хотя бы спросить у него, как же так вышло… Она ничего не написала и не позвонила. Он не видел и не слышал ее до сегодняшнего утра. И злился на нее за то, что она заставила его так страдать. Она знала, как сильно он ее любил и что ему будет плохо без нее, знала. Она должна была простить. Она должна была сделать вид, что ничего не знает, и ждать, когда у Павла пройдет «увлечение». Она должна была плакать, спрашивать: «Паша, ты меня любишь?» – и бороться за него. И он бы утешал ее и говорил, что любит, и она бы его за это благодарила. А он был бы благодарен ей за то, что она «все понимает».

Лена не стала бороться, и он оказался с Элей. Но до сегодняшнего утра твердо знал, что это временно, и все время ждал Лену. И помнил ее каждую минуту, и спорил с ней, и объяснял ей, как она не права. Он не знал, как это случится и когда, но что они будут вместе, был уверен, иначе просто не смог бы жить. Потому что он любил Лену. И Лена любила его.

Иногда он как будто забывал, что в их жизни произошло то страшное, чему он так и не смог придумать название, и ему казалось, что сейчас он придет домой и Лена повиснет у него на шее, а он обнимет ее одной рукой, потому что в другой руке будут продукты – он всегда покупал продукты в той, прежней жизни с Леной. А с Элей перестал.

В прежней жизни он рассказывал Лене все забавное и неприятное, что с ним случалось. Нет, не все. Когда по фирме ползли разговоры о нехватке договоров и неизвестном будущем, этого он не рассказывал, не хотел ее волновать, но она каким-то непостижимым образом догадывалась и говорила, что они вместе, значит, выстоят. Он был отличным программистом, асом и знал, что без работы не останется, но был счастлив, что у него такой «крепкий тыл». И только теперь, когда звезды мерцали на экране, он думал о том, что у него тыл был, а у Лены не было, потому что он, Павел, не обеспечил ей его. Он застонал, не слыша этого, и обхватил руками голову. И опять стал медленно объяснять Лене, что она должна была «понять». Ведь он мужчина, а Элечка такая трогательная, и он не мог отказать ей, когда она звала его пообедать или еще куда-нибудь, и все случилось само собой, и он, Павел, в этом не виноват почти. Лена не должна была обращать внимание на глупенькую Элечку. То есть это он сначала думал, что Элечка просто глупенькая, и это, как ни странно, прибавляло ей очарования. Тогда он звал ее Эльфиком и относился к ней, как к игрушечному сказочному герою, а вовсе не как к женщине, с которой можно… жить. Теперь он знал, что Эля хитрая, завистливая, злопамятная и, как ни удивительно, очень опасная особа. Но теперь ему стало все равно, он уже давно не звал ее Эльфиком.

С Леной все было не так. И он с Леной был совсем другим. Он вспомнил вдруг почти забытое счастливое ощущение собственной удали, когда они с Леной катались на санках в Лосином Острове. У Лены были смешные круглые санки, похожие на большую антенну, и они, тогда еще студенты, катались на них по очереди. Только Лена с самых маленьких горочек, потому что кататься боялась, а Павел с любых, потому что ничего не боялся. С Леной он не боялся никогда и ничего, он знал, что всегда сможет ее защитить, что бы ни случилось. Он не защитил ее от самого страшного – от трогательной Элечки… Павел опять подвинул мышь рукой. Они катались и хохотали, когда кто-нибудь из них терял санки и дальше ехал на чем придется. А потом, уставшие и счастливые, ждали трамвая, мечтая, чтобы вагон оказался пустым и можно было сесть у окошка, хотя ехать им было всего ничего. Тогда они еще были не женаты, и Ленина мама поила их чаем с вареньем и с очень вкусными булочками. Эти булочки в Лениной семье как-то очень смешно назывались. Павел попытался вспомнить, как именно, и не смог – забыл. Они пили чай, ели булочки и опять смеялись. Они с Леной вообще много смеялись, и тогда, и потом, когда поженились. С тех пор как ушла Лена, Павел не смеялся ни разу, только растягивал губы, когда требовали приличия. А чужой смех его раздражал.

И его, и ее родители возражали против их брака. Ее родители возражали, потому что им не было еще двадцати лет, рано выходить замуж, закончили бы институты, тогда и женились. А его мама, помимо тех же доводов, считала, что Лена не пара ее Павлу, что она хочет окрутить его, и он еще пожалеет, что с ней связался. Это было глупо и удивительно, поскольку Лена была красивой, умной и очень порядочной. Павел вдруг ухмыльнулся, подумав, что сказала бы мать, увидев Элю, которую он так и не познакомил с родителями.

Они поженились, несмотря на все возражения. Они считали каждый рубль, когда в первые годы денег было совсем мало, и ездили к Лене на дачу без билетов, а контролеры брали штраф почему-то только с Павла, Лену как будто вовсе не замечали. И это было так смешно, что когда контролеры уходили, они хохотали и все не могли остановиться, и Лена вытирала слезы и радовалась, что не накрасила глаза.

А еще они ездили за грибами, часто в совсем новые незнакомые места. Павел подолгу изучал карту, решая, куда отправиться. Однажды в незнакомом месте они долго шли вдоль небольшого ручья, ища переправу, но так и не нашли. Тогда Павел, сняв сапоги и джинсы, перенес Лену на руках, а потом перетащил рюкзаки и корзины, и Лена сфотографировала его в трусах и с рюкзаками на мобильный телефон. Трава на другом берегу ручья была по пояс, и в ней стрекотали кузнечики и летали стрекозы, и небо было ярко-синим, совсем не августовским. А переправа оказалась всего в нескольких шагах. Они не знали, что это их последняя поездка.