— Это почему ноги у него будут на стуле, а сам он на полу? — удивился Буратино.

— Потому что он так вставляет грыжу, а грыжа у него, по необъяснимой медицинской причине, всё время выпадает в пьяном виде.

— Ну что ж, с этой грыжей мне всё ясно. А если он не будет валяться с ногами на стуле?

— Тогда тебе лучше не соваться, а то, не приведи Бог, он пальнёт в тебя с своей дурацкой берданки.

— Так значит, ружьё у него всё-таки есть? — похолодел Буратино.

— А что ж, по-твоему, сторожа на работу с рогатками ходят?

— Я не знаю с рогатками или нет, но что-то мне уже не хочется грабить галантерейщика.

— Трус! — констатировало насекомое.

— Но ведь вы мне сразу не сказали, что у сторожа есть ружьё.

— Какие мелочи.

— Ага, мелочи! Между прочим, от этих мелочей в головах людей бываю лишние большие дырки.

— У людей, у которых есть голова вообще, лишних дыр в этой самой голове, как правило, не бывает, потому, как они эту самую голову не суют куда не надо. Ну, а для тех, у кого не голова, а утолщение шеи, лишняя дырка в голове мозгов не уменьшит. И если ты будешь разумно пользоваться своей головой, никакой сторож, даже с самой большой берданкой, тебе не страшен.

— Что-то я ничего не понял, что вы сказали, синьор Говорящий Сверчок. Тем не менее мне всё ещё страшно.

— Нытик! — обозвало парня насекомое.

— Да-а, — всхлипнул Пиноккио, — нытик, а вдруг этот грыжный дедушка пальнёт в меня из дробовика? И всё, конец моей юной жизни.

— Ну, тогда не грабь магазин, сиди дома под кроватью, а иначе, рано или поздно, тебя всё равно найдут хулиганы, и тогда твоей юной и бестолковой жизни придёт настоящий конец.

— Я, конечно, пойду, — вздохнул Буратино, — но как мне всё-таки не хочется получить добрую кабанью пулю в живот или порцию кругленьких картечин в голову.

— Болван, а для чего, ты думаешь, я тратил драгоценный клофелин?

— А вдруг?..

— Никаких вдруг. Иди и смотри магазин, и внутри осмотри, и снаружи, только не маячь там долго. Присмотри, что брать и как отпереть замки изнутри.

И Буратино пошёл. Он без труда нашёл самый шикарный магазин на улице и остановился около него. А магазинчик, сразу видно, процветал. Казалось бы, откуда на этой улице бедняков клиенты для такого торгового заведения. Но синьор Паоло был известный ловкач, и о его магазине знал весь город. Товары здесь были неплохие, а цены весьма умеренные, что объяснялось близостью порта и связями синьора Паоло в контрабандных кругах. Ко всему прочему, владелец магазина был женат на дочери главного таможенного инспектора города, отчего его дела шли в гору, о чём свидетельствовал весьма необшарпанный вид здания, в котором размещался торговый зал. А внутреннее убранство и вовсе было на высоте. Там даже был ковёр и стеклянная витрина.

В общем, роскошь такая, что Буратино поначалу побоялся туда войти в своих деревянных ботинках и первым делом пару раз обошёл вокруг дома. Он осмотрел здание и первым делом уделил внимание маленькому окну, о котором говорил сверчок. А потом Пиноккио увидел, что у входа в магазин остановился извозчик и из коляски вышла прекрасная дама. Она была вся в белом. Ой, до чего же красивая была эта дама. И платье у неё белое, и шляпа у неё белая, и даже зонт белый, хотя дождя не было. А следом за дамой из коляски выпорхнуло существо и вовсе красоты нечеловеческой, девочка-красавица. И тоже вся в белом, и тоже с белым зонтом. А нос у девочки был красоты неописуемой, курносый-прекурносый, а глаза карие, как жареные каштаны, а волосы, как глаза, и завиток виноградной лозой вьётся из-под шляпы.

У мальчишки даже дыхание прекратилось от такой красоты невиданной. Он стоял, слегка покачиваясь, открыв рот и глазея на это чудо, вышедшее из коляски. Девочка тоже его заметила, но, кажется, её реакция была несколько иной, чем у Буратино. Этот носатый мальчик явно не покорил её девичьего сердца. Девица наморщила свой очаровательный носик, глядя на него, как будто увидела что-то отвратительное, и сказала матери:

— Маменька, гляньте, как на меня таращится вон тот босяк, глазищи вылупил, неровён час, бросится и укусит. Мамаша, может быть, он бешеный?

— Не мели чепухи, дурища. А если ты будешь всяким босякам глазки строить, то всё кончится, как в прошлый раз, когда в тебя такой же босяк помидором запустил, так на сатиновом платье пятно во весь зад, отстирать до сих пор не могут. А всё потому, что тебе захотелось такому же босяку язык показать.

— А что я виновата, мамаша, что они на меня так зыркают?

Так, щебеча между собой, две красавицы скрылись в магазине, а мальчик остался на улице, и горечь поселилась в его сердце, и почувствовал он себя действительно босяком в своих огромных штанах и деревянных ботинках. И разные мысли, глупые и не очень, пчёлами закружились у него в голове, а одна больше всех: «Вот выучусь в гимназии, в университете, пойду на инженера, а может, даже на судью или на портового подрядчика. И будет тогда у меня своя коляска, и я в ней буду ездить целыми днями, да дорогие папиросы курить. А она меня увидит и скажет: „Ах, что это за знатный синьор-вельможа, давайте с вами знакомиться“. А я ей: „Ах, уйдите, а то кони вас потопчут, и платье у вас всё в помидорах. Недосуг мне с такими босячками помидорными знакомиться“. И поеду я дальше дымить папироской, а она останется стоять огорчённая, и в её каштановых глазах будут стоять слёзы, а я с ней буду холоден и жесток».

Но врал себе парень, ой, врал. Все мы врём себе время от времени. А стоит поманить нас тоненьким пальчиком с острым крашеным коготком, и бросаем мы свои дорогие папироски, и выскакиваем из своих колясок, и дверцы открываем, и пятен никаких не видим ни на платьях, ни на репутации этих кареглазых существ. И пошёл Буратино в магазин. И попал туда вовремя, так как приказчики и продавцы рассыпались в любезностях перед прекрасными дамами и на Пиноккио даже внимания не обратили.