вытащил осколки стекла из рамы, влез в помещение и, стараясь не шуметь, стал укладывать рулоны дорогой материи, кружева, кожаные перчатки на простыню, взятую тут же. Потом он добрался до серебряных пуговиц, сложил их в карман и поволок всё это домой, где спрятал всё добытое под кровать, на которой храпел папаша. Потом вернулся за лестницей и тоже отнёс домой. И в третий раз вернулся, чтобы во второй раз наполнить простыню. Парень здорово устал, но не поленился прежде, чем уйти накрыть старичка куском сукна, так как свежий ветер залетал в окошко, и дедушка мог простудиться. Наконец, прихватив с собой ещё и ружьё, Пиноккио вышел и, закрыв за собой дверь, направился к гимназии.

— Только бы этот осёл был на месте, — твердил мальчик, имея ввиду Джузеппе Фальконе, — а то я сломаю себе спину под этим мешком.

Он шёл, пошатываясь, и каждый шаг давался ему с трудом, но парень понимал, что именно так и только так, то есть неимоверным трудом, можно заполучить костюмчик и кареглазку. Буратино несколько раз останавливался, чтобы перевести дух, и говорил самому себе: «Если Фальконе не ждёт меня около гимназии, этот мешок меня придавит, причём до смерти». Но, как ни странно, Джузеппе ждал его, и был он с мешками и тележкой:

— А я-то думал, что ты уже не придёшь, парень, — обрадовался забулдыга, даже не думая помочь пареньку.

— Возьми хоть ружьё, осёл, — ответил Буратино.

— Ого, — Джузеппе увидел ружьё, — мы что, на охоту идём?

— Охота уже кончилась, теперь надо спрятать добычу.

— Какую добычу, что там у тебя? — похолодел Фальконе.

— Ладно, не придуривайся, а то ты не знаешь.

— Нет, ты скажи, а то мне страшно что-то.

— Да не бойся ты, — Буратино скинул мешок на землю и вытер пот, — там обыкновенный расчленённый труп.

— Труп? — пискнул Джузеппе. — Надеюсь, не человеческий?

— Конечно, не человеческий. На нашей улице эту сволочь за человека никто не считал.

Джузеппе Фальконе попытался задать ещё один вопрос, но всё, что он мог сказать, было:

— Ох, и… — и рухнул плашмя, лицом вверх, без сознания.

Из-за туч выползла луна и осветила его небритое лицо, пальцы левой ноги и правый ботинок. Буратино устало вздохнул и произнёс:

— Господи, с какими идиотами приходится работать.

После чего он стал перекладывать ворованные вещи в мешки, которые привёз Фальконе, и грузить их на тачку. Сделав это, он несколько секунд любовался бликами луны, сияющими на носу Джузеппе. Наконец ему это надоело, и, подойдя к лежащему, он пнул его в бок со словами:

— Просыпайся, истеричка.

— А? Что? — Фальконе открыл глаза, увидел Буратино и вскочил, как ужаленный. — Знаешь что, парень, я тебя, конечно, уважаю, да и деньги мне нужны, но я ухожу. Я ничего общего не хочу иметь с расчленённым трупом.

— А, судя по всему, тебе придётся иметь с ним сходство, — холодно заявил Буратино.

— Ты что, мне угрожаешь? — взвизгнул Фальконе. — Я в полицию пойду.

— Ну да, ну да, — скептически закивал головой Пиноккио, — я как раз только оттуда. И этот труп у меня из нашего родного полицейского отделения.

— Ох-ох, — Фальконе опять зашатался, готовясь рухнуть снова, но Буратино прыгнул каблуком ему на босую ногу, чем привёл его в чувство.

— Эй, не падать! — произнёс он. А ну-ка, соберись.

— Соберись, — передразнил Фальконе, — а куда собраться, в тюрьму что ли? Или, по-твоему, расчлененный труп — это шутка?

— Шутка, да не наша. Не мы же его убили.

— А кто же?

— Кто-кто, полицейские. Вот кто. Случайно. Переусердствовали просто. Ты же знаешь, какие они дуболомы. Если их разозлить, так будут лупить, пока не убьют.

— А кто же этот несчастный?

— Да бродяга один в одном ботинке, а с бродягами у полицейских свои методы работы, сам знаешь.

— Знаю, — грустно сказал Джузеппе.

— Ну, так что, берёшь тачку или идёшь в полицию?

Джузеппе не ответил нашему герою. С глубоким вздохом он послушно взял в руки тачку, столкнул её с места и покатил.

— А куда же мы этого бедолагу везём? — спросил он.

— Куда обычно, — отвечал Буратино, идя рядом и поигрывая берданкой сторожа, на берег моря, там сарайчик один есть, а под утро контрабандисты его заберут и вывезут в море.

— А что значит «обычно»? — Фальконе даже приостановился.

— Ты давай не останавливайся, — пихнул его стволом берданки Буратино, — а то мы с тобой до утра провозимся. А «обычно» — это значит, как всегда. То есть каждый месяц кого-нибудь вожу.

— Каждый месяц?

— Как по расписанию. Вот в прошлый месяц таможенного контролёра вёз.

— А его за что, он же не бродяга?

— Он был слишком внимательный, вот контрабандисты полицейских и попросили, а те его и ухрюкали. Им только скажи. А я вот вожу всё это.

— Ой, как всё это мне не нравится, — застонал Джузеппе, — ой, как мне страшно, и зачем я только с тобой связался?

— Ничего, привыкнешь, — успокоил его Пиноккио, — мой прошлый помощник быстро привык, хороший был парень, сильный.

— А почему «был»?

— Пил много.

— От водки умер? — спросил Фальконе с облегчением, что хотя бы этот умер от естественных причин.

— Можно сказать и так. Как-то в трактире напился и давай болтать про нашу работу, а про нашу работу болтать нельзя.

— Что же произошло?

— Как обычно. Поутру его полицейские и схватили, а ночью я его уже к морю вёз. Такая вот история.

— Ох!

— Вот тебе и «ох». Запомни, в нашей работе главное — молчание. И помни ещё, кто что у тебя спросит — молчи, как убитый, а то таким и будешь.

— Ох, и бандиты эти полицейские, — простонал Джузеппе.

— Как есть бандиты, — согласился Буратино.

Так и шли они под холодными порывами ветра в сторону моря, Фальконе толкал тачку, пытаясь не глядеть на её содержимое, а мальчик нёс ружьё, сочиняя всё новые и новые небылицы. И тут Буратино увидел две крепкие фигуры в свете новомодного электрического фонаря, который уже две недели возвышался на базаре. Сердце парня ёкнуло и упало, если не в пятки, то,