Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В терминале было ощутимо прохладнее. Тут тоже шли строительные работы, хотя не такие шумные и пыльные.
Попав внутрь, Джастин понял, что из-за реконструкции многое изменилось. Он рассчитывал определить вероятное расположение камер видеонаблюдения и по ним узнать место, которое видел на записях, однако территория оказалась меньше, чем на видео. С одной стороны громоздился ресторан «Макдоналдс», рядом аптека, газетный киоск и несколько магазинов, закрытых на реконструкцию. В видеозаписях ничего этого не было, хотя с тех пор прошло не так много времени.
Джастин давно наблюдал феномен постоянной реконструкции аэропортов. Здания и территории без конца перестраивали и реорганизовывали – по крайней мере в тех аэропортах, где ему приходилось бывать чаще всего: лондонских Хитроу и Гатвике. Реконструкция никогда не кончалась. Объяснялось ли это необходимостью расширения из-за роста количества пассажиров? Или потребностью создания новых коммерческих площадей? А может быть, целью было ограничить свободу передвижения посетителей аэропорта по соображениям безопасности?
Во всяком случае, улучшений с пассажирской точки зрения не происходило. Усиление безопасности только увеличивало время ожидания. В ответ на тревоги по поводу иммиграции и терроризма ужесточался паспортный контроль, из-за чего в аэропортах образовывались длинные очереди. Но даже эти неизбежные спутники путешествия не оставались неизменными: правила и процедуры менялись при каждом посещении аэропорта. Не наблюдалось постоянства и в коммерческих зонах: при каждом посещении Джастин обнаруживал в магазинах, барах и ресторанах новые товары, блюда, вывески и персонал – маленькие, но неинтересные сюрпризы. В том ли было дело, что аэропорты действительно бесконечно меняются, или просто в невнимательности Джастина?
В последнее время он регулярно куда-то летал и в аэропорту всегда испытывал измененное состояние сознания. Уже на подходе к зданию терминала Джастин ощущал, как размывается его «я», и полагал, что это знакомо многим: другие путешественники выглядели апатичными, покорными и утомленными, а те, кто ждал пересадки, – неестественно напряженными. Долгое время Джастин приписывал это страху перед полетами, однако в последние годы стал сомневаться.
Люди в аэропорту обычно избегают смотреть друг другу в глаза – бездумно листают журналы, многие спят или притворяются спящими. Почти все держат в руках мобильные телефоны и почти никто по ним не звонит, а те, кто все-таки разговаривает, напряженно отдают последние распоряжения или сообщают о внезапной смене планов. Пассажиры стараются держаться поближе к табло с информацией о рейсах. Объявления, часто на нескольких языках, перегружают сознание. Люди бродят туда-сюда, изнывая от желания скорее покинуть терминал и сесть в самолет или отправиться на такси домой.
Все это создает злокачественную атмосферу. За обманчивым гостеприимством, обещаниями вкусной еды, приятных напитков, семейного отдыха, комфорта и расслабления скрывается прямо противоположная реальность. Пребывание в аэропорту вызывает подспудное напряжение и тревогу, отнюдь не располагая задержаться подольше. Еда готовится с прицелом на удобство и скорость, а не качество; ее употребляют впопыхах, а пьют стоя или опираясь на неудобные барные стулья. Приятная беседа невозможна из-за повсеместного шума – объявлений, музыки, гула голосов. При пересадках приходится изо всех сил спешить, чтобы попасть на рейс, и нередко пассажиры опаздывают или, наоборот, вынуждены подолгу дожидаться посадки.
Единственная стабильность – в постоянном движении. Аэропорт воплощает в себе стазис временности, транзитное небытие.
Джастин осмотрелся в поисках камер видеонаблюдения, зафиксировавших недолгое пребывание Хайнца в аэропорту, и насчитал четыре темных полусферы, установленных высоко на стенах в разных точках терминала: одна над входом, сразу за ней вторая (которая, видимо, и засняла Хайнца, когда тот появился в терминале с рюкзаком за плечами и дорожной сумкой в руке). Еще одна камера располагалась дальше на той же стене и, должно быть, давала более дальний обзор под другим углом. Джастин встал под ней.
Отсюда просматривался тот участок терминала, где Хайнц говорил о чем-то с женщиной; теперь на этом месте располагался газетный киоск, которого почти наверняка не было на записи, хотя утверждать с точностью Джастин не мог. Потом Хайнц прошел туда, где теперь находился «Макдоналдс», и нырнул в арку или проем в стене справа.
Джастин двинулся в этом направлении. По показаниям нескольких свидетелей, включая сотрудников аэропорта, опрошенных полицией, Хайнц зашел в медпункт. Консультацию вскоре прервали – в операционную неожиданно вошел человек в рабочей униформе. Врач велел ему уйти, однако Хайнц уже в испуге выбежал из кабинета.
Медпункта Джастин не нашел – проем в стене вел в широкий коридор, увешанный живописными рекламными плакатами «Золотых песков». За ним обнаружились два небольших коммерческих помещения, заколоченных досками, и общественные туалеты. Джастин дошел до конца коридора и повернул обратно.
Он осмотрел все доступные участки терминала, за исключением транзитной зоны, куда можно было попасть только с посадочным талоном, пройдя контроль безопасности и паспортный контроль. Хотя у Джастина имелся билет на обратный рейс, он пока не хотел приковывать себя к залу ожидания. Прошел в зону регистрации, где стояли длинные очереди, осмотрел все бары и газетные киоски, поднялся на второй этаж, где стройка велась не так активно, и заглянул в ресторан. На входе висели большие плакаты с меню на болгарском, турецком, английском и испанском языках, снабженные цветными фотографиями блюд. Цены были указаны в болгарских левах и долларах США.
Большое окно в конце зала выходило на зону предполетного обслуживания, где стояли три крупных пассажирских авиалайнера с подсоединенными трапами в окружении багажных тележек и автоцистерн. Пока Джастин смотрел, с запада зашел на посадку самолет Болгарских авиалиний – белый с красно-зелено-белым хвостовым стабилизатором. Легкое напряжение, которое Джастин испытывал с тех пор, как вошел в терминал, слегка отпустило – может быть, потому что взлет и посадка крупных авиалайнеров оправдывали существование аэропорта, являясь необходимым инструментом социальной функции бегства.
Он сфотографировал вид за окном, потом интерьеры второго этажа, а внизу – зону, через которую, по его прикидкам, бежал Хайнц, хотя теперь уже не сомневался, что все здесь перестроили и перестроят еще не раз. Предстоящий рейс не предусматривал питания на борту, поэтому Джастин вернулся на второй этаж, соблазнившись цветными фотографиями блюд международной кухни, хотя опыт говорил, что на вкусную пищу в аэропорту рассчитывать не приходится. Реальность, как всегда, не оправдала ожиданий – все та же безвкусная и дорогая еда, из международного в которой лишь описания на нескольких языках.
Два часа спустя Джастин забрал багаж из камеры хранения и сел в самолет, чтобы лететь обратно в Вену. Там ему предстояло взять интервью у режиссера-документалиста Йоахима Мессера, который, отойдя от дел, поселился в родной Австрии. В 1960-х Мессер был знаковой фигурой нового немецкого кинематографа и
