и Эл встал, чтобы пойти мне навстречу. Думаю, девушки не могут просто ходить, даже если лишились девственности целых десять дней назад. Нам кажется, что всем вокруг об этом известно.

– Что это?

– Я поклялся Лорен, что поговорю с тобой, – сказал Эл. – И я знаю, что ты дала такую же клятву.

– Чем ты поклялся? – спросила я.

– Джиной Вадиа из «Трех истинных лжецов».

– Отличный выбор, – сказала я, хоть и знала, что этот фильм нравится Элу только потому, что в нем показывают спортивные машины.

– А ты?

– Песней «Лифт едет вниз».

– Она прекрасна.

– Да.

– Но ты мне не позвонила, – произнес Эл.

– Ну, – сказала я, теребя в руках подарок друга. – Я хотела отправить тебе открытку, но у меня не нашлось ни одной. О, смотри-ка, вот и они.

– Я подумал, что их можно использовать как приглашения, – сказал Эл. – На нашу вечеринку.

– Ты все еще хочешь нам помогать? – удивилась я.

– Не думаю, что Лотти Карсон должна страдать из-за того, что мы с тобой поссорились, – Эл говорил совершенно невозмутимо, но в его лице читалась тревога и даже отчаяние. Лорен, стоявшая за спиной у Эла, попятилась, глядя на нас обоих как на страшную опасность. – Посмотри, какие они чудесные.

Я пролистала открытки, не развязывая веревочку.

– Ого, вулканы.

– Идеально, правда? Она ведь играла в «Последнем дне Помпеи»?

– Да.

– Мне кажется, эти открытки отлично подходят, если мы хотим устроить для Лотти настоящий праздник.

– Да, спасибо. Мы с Эдом решили, что ее надо пригласить в первую очередь, чтобы знать наверняка, что у нее нет других планов. Я хочу купить цветы и лично отнести ей приглашение.

– Правда?

– Ну, я, конечно, очень волнуюсь, – ответила я. – Может, я просто отправлю ей открытку, – я попыталась проглотить огромный ком в горле. – Спасибо, Эл. Это очень круто.

– Не за что. Зачем тогда нужна дружба?

– Да, ты прав.

– Послушай, Мин. – Эл так глубоко засунул руки в карманы, что мне стало страшно, как бы они не остались там навсегда. – Я не думаю, что вы с Эдом…

Я вцепилась в открытки.

– Ничего, ничего, ничего не говори об Эде. Что бы ты о нем ни думал, он не такой.

– Да нет, Мин. Я об Эде ничего не думаю.

– Прошу, не начинай.

– Я и не собираюсь. Я вот о чем: то, что я наговорил про Эда… Все это я сказал не просто так.

– Ты сказал это, потому что он тебе не нравится, – ответила я, не веря, что разговариваю с Элом в таком тоне. – Я всё поняла.

– Мин, я его почти не знаю. Дело вовсе не в Эде – вот что я имею в виду.

– А в чем тогда?

– Есть на то причины.

– Ну, – сказала я, чувствуя, как меня все это достало, – тогда сообщи мне, что это за причины. Хватит уже их скрывать.

Эл смотрел мне за спину, опускал глаза и делал все, чтобы не встретиться со мной взглядом.

– Я поклялся Лорен, что скажу тебе об этом, – тихо проговорил Эл. – Зависть – вот причина. Понятно?

– Чему ты завидуешь? Тоже хочешь играть в баскетбол?

Эл вздохнул.

– Не будь дурой, – сказал он, – и всем будет только легче.

– Я не дура. Эд…

– …встречается с тобой, – договорил за меня Эл. Мне показалось, что все вокруг начало расширяться. На свете есть столько фильмов, которые смотришь и думаешь, что все понял, вот только режиссер оказывается умнее тебя. Ну конечно, это он; ну конечно, это был сон; ну конечно, она умерла; ну конечно, эта вещь спрятана там; ну конечно, это правда. А ты в темноте всего этого и не заметил. Обычно я могла разгадать, почему случились те или иные повороты сюжета, но теперь я не понимала вообще ничего, а главное – я не понимала, как я могла ничего не знать.

– О-о, – сказала я или что-то в этом духе.

Эл улыбнулся, как бы говоря мне: «Что поделать?»

– Да.

– Кажется, я все-таки самая настоящая дура.

– Ну или я дурак, – ответил Эл. – Нет ничего глупого в том, что ты не думала обо мне в таком ключе. Так поступают очень многие.

– Но ты же встречался с той девушкой в Лос-Анджелесе, – возразила я. – Ой… Еще одно ну конечно. – Как ты до такого додумался?

– Посмотрел «Целуй меня, дурачок».

– Но ведь это ужасный фильм.

– Ну да, и я зря выдумал ту девушку, – сказал Эл. – Ты не стала ревновать.

– По твоим рассказам, она казалась очень даже милой, – заметила я.

– Я просто описывал тебя, – произнес Эл.

«Так где же ты был все то время, что я была одна?» – вот что мне хотелось сказать. Но я знала, что ты был рядом со мной.

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Разве это что-то изменило бы?

Я судорожно вздохнула, глядя на концы веревочки, которой были перевязаны открытки. Я что-то пробурчала, что-то пробухтела, лишь бы не ответить возможно.

– Значит, скажу тебе об этом сейчас.

– Когда я влюблена.

– Не только ты, – сказал Эл.

У него было очень большое сердце, Эд. У него и сейчас большое сердце. Вот, например, он пошел выводить грузовик, чтобы я могла дописать письмо. Но в то утро – 12 ноября – мне некуда было пристроить большое сердце Эла. У меня в руках еле помещались открытки, на которых были изображены опасности и катастрофы древности. Я слишком долго моргала. Через секунду должен был прозвенеть звонок.

– Это тяжело, я знаю, – сказал Эл. – И ты не обязана отвечать мне взаимностью.

– Я не могу, – ответила я.

– Тогда и не надо, – сказал Эл. – В этом нет ничего такого, Мин. Правда. Только давай больше не будем друг на друга дуться и начнем нормально общаться. И выпьем кофе.

Я покачала головой.

– У меня контрольная, – ляпнула я.

– Тогда не сейчас. А как-нибудь потом. Сходим во «Фредерикос». Мы там сто лет не были.

– Как-нибудь потом, – не слишком охотно согласилась я.

– Договорились, – сказал Эл и, словно по земле нужно было ступать очень осторожно, поднял одну ногу, пытаясь удержать равновесие.

– Договорились, – произнесла я.

Мне показалось, что Эл хочет сказать мне что-то еще. Он должен был что-то сказать. А я этого не хотела. Потому что это ничего бы не изменило.

– Значит, договорились? Точно?

– Договорились, – повторила я в очередной раз, а потом сказала, что мне пора.

Вот мы и добрались до дна коробки. Эти сухие останки похожи на кружочки конфетти, рассыпанные на улице после вечеринки, на которую тебя не пригласили. Но, стоит признать, эти лепестки раньше были частью чего-то прекрасного.

Когда мы с Лорен гуляли на выходных, она сказала мне, что ты, скорее всего, хотел, чтобы все открылось и чтобы между нами все кончилось, и вот поэтому мы с тобой расстались в цветочном магазине у колледжа после тренировки. Я снова и снова думаю об этом. И понимаю, что перехитрила тебя. Я видела на матчах, как ваши соперники догоняли тебя и, стоило тебе на секунду отвести глаза или отвлечься, перехватывали мяч. Такое случалось, когда ты начинал слишком важничать или просто не выспался.

– Боже, мне срочно нужен кофе, – сказал ты, когда мы выходили из зала. – Со сливками и тремя ложками сахара.

Я, дурочка такая, помахала Аннетт и взяла тебя за руку.

– Купим по дороге в «Ивовую ветвь», – ответила я.

– Что? Мы идем не домой?

– Джоан от меня уже устала, – сказала я. – И я хотела пойти к Лотти Карсон. Сегодня отличный день, чтобы ее пригласить.

– Тащиться в такую даль… Ладно, – проворчал ты, – но зачем нам в «Ивовую ветвь»? Ты же говорила, что тебе цветы не нужны.

– Купим цветы для Лотти, – ответила я. – А потом можем купить кофе на ярмарке, и я подпишу открытку.

– Что за открытка?

– Вот, смотри. Классная, правда? Лотти снималась в фильме про извержение вулкана.

– Где ты их взяла?

– Мне их отдал Эл.

– Значит, вы с ним помирились?

– Да, теперь все в порядке.

– Отлично. Наверное, он наконец-то потрахался, а то Тодд говорил, что он даже на уроках ведет себя как дебил. К нему приезжала та девчонка из Лос-Анджелеса?

– Это долгая история, – сказала я.

Ты пренебрежительно кивнул, но тут же вспомнил, что тебе полагается выслушивать мои длинные истории.

– Расскажешь, когда будем пить кофе, – сказал ты.

– Сначала купим цветы.

– Мин, я не думаю, что это хорошая идея. Цветы? Зачем?

– Затем, что Лотти – кинозвезда, – ответила я, – а мы с тобой всего лишь студенты.

– Давай купим кофе и все обсудим.

– Нет, ты говорил, что «Ивовая ветвь» очень рано закрывается.

– Да, – согласился ты, великий математик. – Поэтому я и предлагаю сначала выпить кофе.

– Эд.

– Мин.

Мы остановились, сердито глядя друг на друга. Не знаю как ты, но я точно понимала, что нас ждет очередная безобидная ссора.

– Почему ты не носишь сережки? – спросил ты, словно таким