Тяжело вздохнув, Грейвс, сам не зная зачем, оглядел комнату, увидел в углу открытое бюро Александра и подошел к нему, смутно надеясь отыскать признаки завещания или некую вдохновляющую идею, как именно выполнить обязательства, оставленные другом.

Бюро содержалось в полнейшей чистоте и безупречном порядке. Это привело Грейвса в уныние, заставив вспомнить свой собственный столик, покрытый разрозненными и разорванными бумажными листами. Над рабочей плоскостью стояла тщательно вычищенная лампа, а ниже располагались удобные ряды ящичков для бумаг, где можно было хранить счета, расписки и рассортированную корреспонденцию. Маленькая шкатулка, где Александр хранил перстень, по-прежнему стояла тут и по-прежнему, как отметил Грейвс, когда, подцепив ногтем, открыл крышечку, была пуста.

Юноша печально опустился на стул и принялся теребить краешек бювара; он был уверен — какие бы задачи ни стояли теперь перед ним, он не способен с ними справиться. Под бюваром лежал лист бумаги.

Грейвс вытащил его и увидел первые слова письма, начатого в день концерта. Сверху стояли название и адрес лавки и дата — 31 мая 1780 года, написанные твердым и уверенным почерком, в котором молодой человек узнал руку своего друга. Письмо начиналось так:

Мой дорогой Хью,

Полагаю, ты прекрасно знаешь причины, побудившие меня расстаться с замком, однако потеря моей супруги, а также осознание, что мои дети растут без матери и уверенности в будущем, заставили меня…

На этом месте письмо Александра обрывалось. Грейвс почувствовал, как сжалось его сердце. Он припомнил беседу, что состоялась у них с Александром в тот вечер, его странные намеки в адрес дочери и заново принятое решение жить той жизнью, какую он выбрал ранее, не пытаясь примириться с родней. Грейвс прикусил губу. Если бы он дал иной совет, возможно, его друг закончил бы письмо. Нужно было хорошенько расспросить его, а уж потом советовать. Возможно, в свой ответ Грейвс вложил слишком много собственной гордыни. Как-никак, а ведь он тоже ушел из дома, и, вероятно, это лишь усиливало желание Александра держаться подальше от родни и не полагаться на собственное решение. Юноша вспомнил, как тяжела и массивна оставшаяся в лавке черная шкатулка и как заботливо Александр разместил ее подальше от аккуратно рассортированных деловых бумаг, лежавших в этой, более оживленной комнате. Возможно, там отыщутся ответы на вопросы Грейвса, найдется какая-нибудь подсказка.

Он быстро поднялся, но, поворачиваясь к двери, что вела в лавку, случайно заметил какое-то движение в окне, выходившем на задний двор. Его сердце замерло. «То самое лицо», — пронеслось в голове у юноши. Желтое, зловеще ухмыляющееся лицо, постоянно всплывавшее перед его внутренним взором с того момента, как он увидел на полу своего умирающего друга. Сейчас оно маячило в окне прямо перед Грейвсом. Качнувшись, юноша отступил на шаг назад. Двое мужчин на мгновение замерли, глядя друг на друга через стекло, не в силах отвести глаз, а затем Грейвс, издав яростный рык, бросился к кухонной двери, выходившей во двор. Желтый человек развернулся и по проулку выбежал на Тичфилдскую улицу.

— Душегуб! Убийца! Вон он! Вон он! — крикнул ему вслед Грейвс и бросился вдогонку.

Улица ожила, словно человек, только что промчавшийся мимо, сообщил ей некую силу, способную пробуждать людей. Раздалось еще несколько криков — казалось, даже дома наклоняются, чтобы разглядеть преступника. В погоню включилось еще несколько мужчин, а какая-то женщина, завопив, отшатнулась к стенке, когда желтолицый человек, рванув мимо нее, свернул на Маленького Ангела.[19]Убийца поскользнулся на грязи, но тут же поднялся и, прежде чем Грейвс успел дотянуться до полы его испачканного плаща, опять побежал прочь. Однако в ту сторону он направился совершенно зря. Лондонцы, напуганные событиями предыдущей ночи, опасливо оглядывались по сторонам, ощутив приближение погони, слыша крики «убийство!» и видя, как им навстречу мчатся доведенные до отчаяния люди. Желтолицый выхватил корзину из рук стройной уличной торговки и бросил ею в своих преследователей. Ноша девушки, состоявшая из подгоревших пирогов, вывалилась на землю, но споткнулся лишь один мужчина, остальные продолжали бежать вслед за Грейвсом — его легкие чуть не лопались от натуги. Торговка завопила и плюнула вслед желтолицему, но тот уже бежал дальше. Однако ушел убийца недалеко, совсем недалеко. Он резко свернул на Часовенную улицу, расшвыривая в разные стороны людей и их товары, но толстый кучер, заслышав доносившиеся вслед беглецу крики, набросился на него с правого бока. Желтолицый свалился на грязную, усыпанную мусором мостовую, а сверху его всем весом придавил кучер. Вокруг них собралась толпа, несколько человек ухватили убийцу за руки, а один вытащил нож из его кармана. Желтолицый сопротивлялся, и если в одиночку никто не удержал бы его, то здесь он пропал — сразу два десятка мужчин схватили его, вытолкнув вперед. Грейвс остановился перед убийцей и, даже не переведя дух, нанес удар, который пришелся в подбородок желтолицего, — преступник, лишившись сознания, кулем свалился в толпу.

— Искусный удар! — похвалил кто-то.

Когда Грейвс снова поднял кулак, некий здоровяк приблизился к нему и положил руку на плечо.

— Только не убей его, а то мы и тебя схватим. Кто он?

— Он убил Александра Адамса, — задыхаясь, произнес Грейвс.

В толпе раздались бормотание и ропот. Здоровяк сдержанно кивнул.

— Какой мировой суд ближе?

— Аддингтон! Аддингтон! — закричали в толпе.

Откуда-то взялись тележка и готовый толкать ее молодой человек; желтолицего перекатили на тележку, предварительно связав веревкой запястья и щиколотки. Его голова болталась, словно у пугала, которое вот-вот сожгут на костре. Толпа направилась к дому мирового судьи, чтобы потребовать соблюдения закона.

Возвращаясь по улице, где стоял дом Чейзов, Грейвс чувствовал, что его рассудок утомлен и запутан. Несколько раз за вечер он отправлял весточки Сьюзан и мисс Чейз: сначала сообщил, что желтолицего схватили, затем — что на основании его, Грейвса, свидетельства, не особенно церемонясь и к удовольствию доставившей убийцу толпы, злодея отправили в Ньюгейтскую тюрьму дожидаться суда, который состоится на будущей неделе в Олд-Бейли.[20]

Как только желтолицый пришел в себя и понял, что оказался в безнадежном положении, он тут же помрачнел. Говорить отказался, лишь изрыгал проклятия и призывал страшное отмщение на голову Грейвса и детей, однако так и не обмолвился ни о своем имени, ни о причине, побудившей его напасть на Александра. Толпа глумилась над ним, а мировой судья, на вид усталый и сердитый, отослав желтолицего прочь под стражей, через полчаса отправился домой, в Ковент-гарден.

Народ, сопровождавший Грейвса, стремился представить его героем, так что юноша с большим трудом освободился от людей и их поздравлений. Он мог бы до смерти напиться за их счет, однако молодого человека не оставляли мысли о том, что Сьюзан и мисс Чейз дожидаются его, а вместе с ними — и черная шкатулка. Тем не менее, проходя мимо Семи Циферблатов, Грейвс убедился, что приобрел славу. Соседи, подходя, хлопали его по спине, кивали или многозначительно улыбались. Его ноги болели после погони за желтолицым человеком, а костяшки пальцев были ободраны. Юноша не собирался заглядывать в свое жилище, он прошел его, направляясь к улице Саттон, чтобы воссоединиться с семейством Чейзов. Когда возле него зашевелилась тень, он собрался было с улыбкой отмахнуться от поздравлений.