– А еще лицам, удостоенным звания «Почетный гражданин» вручаются Диплом, Большая Памятная медаль, шелковая лента через плечо и удостоверение! – фанатично продолжил Харитон Ильич.

– Через плечо? – усмехнулся Голомёдов. – В самом деле? И зачем же им эта лента?

Зозуля бросил на него уничтожающий взгляд и воскликнул:

– Что непонятного?! Сведения о Почетном гражданине вечно хранятся в Историческом музее. Вечно, ядрен-батон! А еще Почетный гражданин пожизненно каждый месяц получает дополнительное материальное содержание, размер которого не может быть уменьшен! Ему положено бесплатное санаторно-курортное лечение, льготы при покупке жилья и земли, бесплатный проезд в транспорте и еще… И еще много чего.

– Неужели же Брыков испытывает недостаток в бесплатных клизмах на санаторной кушетке? – саркастически хмыкнул Кирилл.

– Тут дело в другом, ядрен-батон! – Воскликнул Харитон Ильич с безумным блеском в глазах. – Лица, удостоенные звания Почетный гражданин города Славина, не могут быть его лишены. Это пожизненная слава, почет, уважение!

– Да? – с сомнением произнес Голомёдов, но развивать тему не стал, предпочтя вернуться к текущему положению дел. – И что же вы думаете насчет сложившейся ситуации? Что нам делать с этими соискателями шелковых лент через плечо и дармового кефира? Без мецената нам уж совершенно точно никуда. Поэт, конечно, побоку. Скульптора при желании мы тоже можем другого поискать. Но это – время… И потом, где гарантии, что новый не окажется таким же прохвостом, а этот Сквочковский не разобидится и не побежит к журналистам? Так же, как и этот батюшка, черт бы его побрал, вместе с бородой. Мы теперь одной веревочкой связаны. Нам лишние разговоры про нашу кухню совсем не нужны.

– А что ж делать-то, ядрен батон! – воскликнул Харитон Ильич немного истерически. Кирилл задумался, закурил, выпустил одно за другим три кольца дыма.

– Может, нам и в самом деле немного городской устав подправить? Пусть в этом году будут «Почетными» все четверо? Или уж давайте для ровного счета еще и генералу Бубнееву это звание присудим. Посмертно! Красиво подать все это совсем не сложно. Каждый отдельно взятый случай – отличный информационный повод. Раскрутим на полную! Ну а по факту – и духовенству угодим, и богеме, и электорату, но самое главное – денег получим.

– Нельзя! – насуплено пробормотал Зозуля. – Нельзя! Устав!

– Харитон Ильич! Я вижу вас не первый день. В ваших руках гигантский административный рычаг, и вы умеете им пользоваться. Все эти бюрократические ограничения, вроде уставов, кодексов и предписаний, не являются для вас преградой. Вот, к примеру, городская Избирательная комиссия полностью закрывает глаза на наши, мягко говоря, вольности.

– А чего ж Избирательной комиссии дергаться, когда я под ихние заседания, ядрен-батон, весь первый этаж Думы отдал! В случае чего – пойдут на улицу заседать. Или туалет им на этаже прикажу закрыть, во!

– И я про то же. Не думаю, что Общественная палата или городская Дума всерьез будут выдвигать и утверждать «Почетных граждан» или отстаивать этот самый устав…

– Нельзя! – отчаянно и в то же самое время упрямо воскликнул Харитон Ильич.

– Да почему же нельзя?!

– Потому что «Почетный гражданин» должен быть один. Один, и точка! Как отец. Как Родина, ядрен-батон!

– Харитон Ильич! Про Родину – это вы для митингов оставьте.

Зозуля съежился и упрямо уставился на подоконник:

– Ну, нельзя. Понимаете? Нельзя! Ведь это ж что же получается? Чем больше «почетных», тем меньше им почета, славы и внимания. Разве не так? Ведь это ж как бутылка, ядрен-батон! Или один пьешь, или на троих. Есть разница?!

– Есть! – согласился Кирилл. – Но я вас все равно не понимаю. Нам к чему голову ломать, сколько их там будет на эту «почетную бутылку» – один или пятеро?

– Нет… – грустно и как-то устало произнес Харитон Ильич. – Все уже давным-давно договорено, обсуждено и утверждено. На всех уровнях. Их будет ни восьмеро, ни пятеро. Их будет один. Один «Почетный гражданин». И это буду я!

Эта суббота породила у жителей города Славина много вопросов, которые в большинстве своем так и остались без надлежащих разъяснений. Молодежь, предвкушая пивной фестиваль, стягивалась на набережную Славинского водохранилища и недоумевала – почему вдоль береговой линии то здесь, то там реют стяги оппозиционных расцветок, а представители старшего поколения разворачивают наглядную агитацию, профессионально выполненную на кумаче или любительски – от руки, на рулонах с обоями. Однако молодежь, совещаясь, приходила к мнению, что никакой ошибки быть не может: из колонок, установленных вблизи выщербленного гранитного парапета, жизнеутверждающе грохотала музыка, а над сценой висел плакат, с которого улыбался Вячеслав Дрисвятов. Улыбался он несколько цинично, но в то же самое время мудро и как-то по-хозяйски, словно уже выиграл выборы. Подпись была соответствующей:

По замыслу доморощенных креативщиков дрисвятовского штаба, напечатанный кандидат как бы подсказывал неоперившейся молодежи готовое решение, кому отдать голос. Какие, мол, колебания могут быть, когда есть сильнейший, он уже побеждает, и нисколько не сомневается в своей победе?

Старшее поколение собиралось в кучки ближе к окраинам танцевальной площадки и напряженно перешептывалось. Сухонький старичок в картузе спрашивал у всех без разбору:

– А помочь-то гуманитарную где дают? Мне помочь гуманитарную обещали от Хохловцевой?

Судьба обещанной гуманитарной помощи волновала многих, правда, не все так открыто выказывали свой интерес. Особую надежду пенсионеры возлагали на торговые палатки, стоящие возле сцены. Судя по внешнему виду, ничто не мешало провести под их гостеприимной сенью раздачу обещанной халявы.

Впрочем, общее мнение в старшей возрастной группе так же сводилось к тому, что пенсионеры пришли по адресу. Их уверенность подкреплял плакат, с которого Октябрина Хохловцева с непримиримостью идейного борца взирала на оппонента Дрисвятова. Ее лозунг не отличался новизной:

Зато он был проверен временем и неизменно порождал отклик в оппозиционных душах во все эпохи.

Пока кандидаты с плакатов играли в гляделки, напряжение в толпе нарастало. До критической точки ему было еще далеко. Пока оно выражалось лишь в разрозненных недоуменных возгласах, но ни та, ни другая сторона все еще не теряла надежды на лучшее. Молодежь втихомолку осуждала старческий маразм, пенсионеры в свою очередь сетовали на юношескую самонадеянность и ветер в голове. Однако же в толпе постепенно созревало понимание того, что по чьему-то недосмотру два мероприятия назначены на одно и то же время в одном и том же месте.