тюрьме, но сам процесс еще не умер, и в начале 1983 года его ход должны были рассматривать на конференции в Мадриде. 10 марта меня командировали туда с двумя коллегами из европейского парламента для участия в дебатах, вселявших слабую надежду на улучшение положения с правами человека в Восточной Европе путем дипломатических переговоров.

СБСЕ охватывало широкий круг вопросов: от военных учений до обмена студентами — но собака была зарыта в том, что оно содержало определенные обещания по правам человека, подписанные Брежневым. Поскольку того уже не было в живых, то все эти проблемы достались его преемнику Андропову, которого по иронии судьбы представлял на Мадридской конференции его сын Игорь Андропов по прозвищу «князь Игорь». Основным оратором с советской стороны, которого я по встречам в Мадриде запомнил лучше других, был Сергей Кондрашов, полковник КГБ и специалист по правам человека, поскольку его обязанностью было их подавлять.

Из разговоров с Кондрашовым и его товарищами нам было интересно узнать об Орлове, Сахарове и Щаранском. Он же хотел говорить с нами о притеснении американских индейцев, о Северной Ирландии и о пытках в Турции. Помню, как он разозлился, когда я поднял вопрос о Щаранском, упомянув о страданиях жены этого известного отказника, Авиталь, которую я недавно провожал на встречу с Маргарет Тэтчер. Кондрашов зацепился за факт, что этой паре, которую незадолго до отъезда Авиталь в Израиль поженил по иудейскому религиозному обряду московский раввин, не разрешили провести официальное бракосочетание по-советски. «Щаранский должен научиться себя вести! — воскликнул он. — Он должен подчиняться тюремному распорядку и работать, когда ему велено. И просить о помиловании. Тогда его, может быть, и выпустят. Что касается этой женщины, этой вашей подруги — она ему не жена. И не имеет права носить его имя. Он жил с ней в Москве всего несколько недель, с ней и с несколькими другими женщинами. Потом она бросила его и уехала за границу. У всего этого дела нет никаких законных оснований».

Я напомнил советской делегации, что в подобных случаях их страна не всегда столь же рьяно защищала закон и что Ленин, например, никогда не был официально женат на своей «жене» Надежде Крупской. Эти слова спровоцировали мою нидерландскую коллегу из социалистов Иен ван ден Хойвель на выступление в мою поддержку. «Брак — понятие буржуазное, — сказала она озадаченным гебистам. — Они любят друг друга, и важно именно это, а не официальная церемония». Я был рад, что притеснитель из КГБ попался в собственную ловушку на глазах у представителя родственной партии. А вернувшись в Лондон, за месяц до предполагаемого вылета в Москву, я с удовольствием рассказал в печати[55] про этого защитника беззащитных.

Затем Европарламент попросил меня подготовить доклад о правах человека в России. Отказ в визе добавил мне энтузиазма при выполнении этой задачи. Я считал, что Западу важно продолжать словесную войну против идеологии Востока. В конце концов эта война была начата коммунистами еще в двадцатые годы и даже раньше, когда они решили, что Маркс и Ленин нашли ключ к всеобщему счастью. Чтобы выиграть вторую «холодную войну», нам предстояло найти «религию», которая преодолела бы все, что Кремль так рьяно пытался нам навязать. Основой западной идеологии, полагал я, являются права человека.

В деле защиты прав человека, или «прав людей», Британия — новичок, хотя в 17-м веке они стали у нас предметом серьезнейшей полемики, а «Билль о правах» британский парламент принял в 1689 году. Но в следующем веке Британия осталась в стороне от мощных движений в Европе и Америке. Именно Великая французская революция сделала права человека проблемой мирового значения. А Америка провозгласила идею человеческого «права» на жизнь, свободу и поиск счастья.

После второй мировой войны, когда готовились международные соглашения о правах человека, Великобритания присоединилась к странам ООН и Совету Европы. Права человека, согласно ООН, подразделяются на гражданские, политические, экономические, культурные и социальные. Великобритания подписала эти соглашения ООН. Советский Союз тоже. Потом появился Хельсинский акт 1975 года и осознание того, что права человека могут быть мощным оружием Запада в борьбе с советской угрозой. СССР одержал много моральных побед, утверждая, что открыл путь к уничтожению эксплуатации одного человека другим, к освобождению рабочих и жертв империализма от их цепей. И в свое время многие ему поверили. А Запад все медлил с ответным ударом.

Советский Союз заявил, что покончил с безработицей. Каждый мужчина и каждая женщина имели «право на труд». Под правами человека подразумевался этот принцип социализма. Однако СССР подписал Всеобщую декларацию прав человека, принятую ООН, тем самым одобрив запрет на применение пыток и жестоких, унижающих человеческое достоинство наказаний (статья 5), а также запрет на произвольные аресты (статья 9) и даже на произвольное вмешательство в личную жизнь и переписку граждан (статья 12). Принял СССР и статью 13, гласящую: «Каждый имеет право покидать любую страну, включая свою собственную, и возвращаться в свою страну».

В семидесятые на Западе вдруг поняли, что советские власти все время бесцеремонно нарушали эту декларацию. Их отношение к диссидентам было не чем иным, как притеснением. Их постоянный контроль за перепиской и телефонными разговорами стал притчей во языцех. А когда дело доходило до «права» гражданина уехать из страны, ему отказывали без какого-либо намека на объяснение, тем самым вызывая негодование всего западного мира и особенно Соединенных Штатов.

А что можно сказать о нарушении советским руководством статьи 19, гарантирующей право на свободу убеждений и свободное их выражение, включающее свободу получать и распространять информацию любыми средствами? Трудно представить, какими мотивами руководствовался далекий от либерализма сталинский режим, подписывая этот документ. Тем не менее Советы его подписали. И значит, либо они должны были его придерживаться, либо их следовало призвать к ответу за невыполнение международных обязательств. Таким образом, мы чувствовали, что имеем все основания заклеймить позором советское руководство за нарушения прав человека и выиграть идеологическую войну.

Этот подход таил определенные трудности. Нашим слабым местом была непоследовательность. Мы весьма активно обличали китайцев, русских и поляков, но были заодно с другими палаческими режимами, например Турцией и Ираном. К тому же мы поддерживали тесные торговые связи с южноафриканскими расистами. Могли ли мы после этого нападать на советские порядки и при этом избежать обвинения в лицемерии? Почему мы не осудили тех, на ком лежала вина за исчезновение 10 000 человек в Аргентине? Итак, мы должны были проявлять терпимость к тем или иным головорезам, пока они дружелюбно настроены или полезны НАТО.

Жестокость иранской секретной полиции