толчком царапая самое сладкое место глубоко внутри меня, как будто он отчаянно пытался завладеть мною всей. Его черты исказились от удовольствия, и вид его восторга от того, что я заставляю его потерять контроль, вызвал у меня головокружение.

— Эль, — простонал он, погружаясь в меня и уткнувшись лицом в мою шею, когда кончил.

После этого мы лежали на песке. Его тело было слишком горячим и тяжелым на моем, но когда он попытался пошевелиться, я протестующе заскулила и сцепила его ноги своими. Я чувствовала, как он улыбается мне в плечо, и когда он приподнялся на предплечьях, я была вознаграждена видом его самодовольного удовлетворения.

— Ну, тебе это показалось очень контролируемым? — спросил он, игриво поглаживая мой сосок.

Я сморщила нос.

— Нет. На самом деле это было почти варварство. — Он засмеялся и слизнул каплю пота между моих грудей, причмокнув губами. — Я же говорил тебе, твой вкус опьяняет.

— М — м — м. — Я напрягла внутренние мышцы против его смягчающейся длины, наблюдая, как его рот открывается, а глаза слегка расфокусируются. — Как и это.

Когда он снова начал твердеть внутри меня, настала моя очередь ахнуть.

— Ты ненасытный!

Он торжественно кивнул.

— У меня осталось всего два дня, чтобы насладиться этим телом, и будь уверена, я воспользуюсь ими.

Я закрыла глаза, борясь с двойным чувством паники и желания, которое расцвело в моей груди, когда он наклонил голову, чтобы взять мой сосок своим горячим, сосущим ртом.

Два дня. Еще всего два дня с ним.

Глава двенадцатая

Я сидела на веранде просторного номера Синклера, завернутая в огромный пушистый белый халат, подобрав под себя ноги, а мои свежевымытые волосы высыхали волнами на легком ветерке с океана, когда зазвонил телефон Синклера. Мы находились в естественной тишине, на формирование которой обычно уходят годы, лишь изредка отрываясь от его работы и моей картины, чтобы улыбаться друг другу, как дураки.

Весь день приобрел слегка туманный, почти сказочный характер. Выведя меня еще раз на берег, мы доплыли обратно до лодки и вернулись на курорт. Он разговаривал по телефону, пока мы шли к его комнате, но поймал мою руку в свою и вложил свои пальцы в мои, чтобы я не чувствовала себя проигнорированной. Я покраснела, когда головы повернулись, чтобы посмотреть на нас, их глаза задержались на Синклере с разной степенью похоти и зависти. Он сжал мою руку, когда поймал мой взгляд, блуждающий по коридору, и уголок его твердого рта дернулся в личной улыбке только для меня.

После быстрого душа, где мы, в основном, воздерживались от неуместных прикосновений, он без колебаний повел меня во внутренний дворик, распахнул французские двери, и я увидела большой деревянный мольберт, нагруженный свежим холстом и основными инструментами моего ремесла. Когда я повернулась к нему с отвисшим от удивления ртом, он пожал плечами и предположил, что, поскольку ему нужно работать, было бы разумно, чтобы и мне было чем себя занять.

Теперь я сидела перед холстом с мягким графитовым карандашом и почти законченным контуром сидящего напротив меня француза. Это был профиль в три четверти, чтобы продемонстрировать сильный разрез его челюсти и резкие линии высоких скул. Я даже не оживила его лицо цветом или глубиной, но я могла чувствовать интенсивность его глаз, текстуру его подергивающихся губ, когда они изо всех сил пытались сдержать улыбку под моими пальцами, когда я растушевывала их по холсту. Сбоку от его слегка приоткрытых губ было зияющее пространство, где, как я знала, появится женское лицо, голова наклонена под отчаянным углом, рот открыт красиво, но устало, как увядающий цветок розы, развернутый и красный. Я закрыла глаза, чтобы представить жар ее взгляда, ее пылающее сексуальное намерение. Хотя он казался агрессором, темным и подавляющим в черноте и тенях, именно она, эта женщина на самой пропасти желания, сосредоточила страсть.

Резкая трель телефона пронзила мое воображение, и на мгновение я не поняла, откуда доносится шум. Синклер нахмурился, глядя на вибрирующий сотовый телефон на столе рядом с ним, белый свет экрана компьютера резко рельефно подчеркивал его черты.

Я сразу поняла, кто это, когда он посмотрел на меня, поджав губы.

Я попыталась небрежно пожать плечами, возвращаясь к работе.

— Ты должна это понять. — Его глаза горели сбоку от моего лица. — Я выйду.

— Нет. Я не против, если ты останешься. — Я повернулась и посмотрела на него, хотя боялась, что он увидит печаль в моих глазах.

Он пристально посмотрел на меня, прежде чем коротко кивнуть и провести по сенсорному экрану, чтобы ответить на звонок.

— Дорогая, — ответил он.

Мои губы непроизвольно скривились. Дорогая? Не похоже, чтобы Синклер использовал такое прозвище. Но я думаю, это подходило его замкнутому характеру.

— В четыре тридцать, — подтвердил он. — Я понимаю, я поймаю такси… Нет, важно, чтобы ты была на вечеринке, когда она приедет, и мне действительно все равно. — Он остановился, и я украдкой взглянула на него. Он потянул за длинную прядь волос — нервный жест, из-за которого он казался уязвимым, и когда его глаза встретились с моими, они были затуманены от замешательства и напряжения.

Я встала, понимая, что мое движение к двери заставило Синклера напрячься.

Когда через несколько минут я вернулась на веранду, он все еще разговаривал с ней. Его голова резко вскинулась, и я поняла, что он хочет, чтобы я посмотрела на него, но я вернулась на свое место со спокойным выражением лица и взялась за небо, смешивая лазурно-голубой цвет с капелькой яркого зеленовато-желтого цвета, пытаясь воспроизвести электрическую синеву глаз Синклера.

— Я с нетерпением жду встречи с ней, — говорил Синклер холодным и модулированным голосом. — Я знаю, что тебе будет тяжело, но видя, что твоя семья счастлива, это более чем компенсирует это… Да, я знаю. Ты будешь удивлена, насколько устойчивы семейные узы к течению времени.

Была ли это только я, или девушка могла почувствовать печаль в его тоне? Мне было интересно, много ли она знает об особом виде печали Синклера; заботилась ли она о том, чтобы отвлечь его в День отца, чем они вместе занимались на Рождество и был ли он близок с ее семьей. Эти вопросы выплеснулись между моих ушей, как остатки морской воды, от чего меня затошнило и я начала терять равновесие.

— Я не знаю, дорогая.

Вот оно снова. Дорогая. Я попыталась представить ее, воображая кого-то с золотыми волосами и ослепительной улыбкой, конечно же, высокого роста, с ногами на несколько дней и идеальной