Затем поляков. Затем испанцев и португальцев. Каждая волна мигрантов в конечном счете интегрировалась, но в каждом случае поначалу французы считали, что «на этот раз все по-другому». К 2016 году настала очередь мусульман быть отвергнутыми.

Откуда берутся эти предпочтения и такое отношение? Почему мы, похоже, ищем нового врага, хотя и примирились с предыдущим?

СТАТИСТИЧЕСКАЯ ДИСКРИМИНАЦИЯ

Потенциально существуют некоторые простые экономические объяснения неприятия других групп, во многом в духе стандартной модели Беккера и Стиглера. Страх перед чужаками иногда служит экономической цели. Между 1950 и 2000 годами индуистско-мусульманские беспорядки в Индии были гораздо более вероятны в определенном городе в определенный год, если дела у мусульманской общины шли относительно хорошо. И они были менее вероятны, если преуспевала индуистская община[222]. Это согласуется с подробным описанием некоторых крупных беспорядков, когда от того, что могло бы показаться случайным насилием, в первую очередь страдал мусульманский бизнес. Насилие часто является удобным прикрытием для мародерства.

Верно также и то, что иногда отдельные люди испытывают потребность выразить нетерпимость и предубеждение (даже если на самом деле они не разделяют подобные чувства), чтобы продемонстрировать преданность своей группе. Например, во время экономического кризиса в Индонезии увеличилось число членов групп по чтению Корана. Проявление сильной религиозности было знаком верности, которая позволяла заслужить место в круге взаимопомощи[223]. В других контекстах – люди иногда молчат о своем расизме (и/или сексизме) или даже вторят тому, что правильно говорить, потому что не хотят потерять свою работу или ценные социальные связи.

И, наконец, существует то, что экономисты называют статистической дискриминацией. Однажды в Париже мы разговорились с водителем Uber, который выражал восторг по поводу своей работы. Он рассказал, что в старые времена (до Uber), если выходца из Северной Африки вроде него видели за рулем хорошей машины, то все думали, что он либо наркоторговец, либо угнал машину. В основном люди справедливо считали, что большинство нормальных североафриканцев, как правило, относительно бедны и поэтому вряд ли могут позволить себе новую машину, и на основе этой статистической закономерности предполагали, что каждый конкретный североафриканский водитель хорошей машины был преступником. Теперь же они принимают его за водителя Uber, что является явным прогрессом.

Статистическая дискриминация оправдывает, почему полиция в Соединенных Штатах чаще всего останавливает чернокожих водителей. Так же как недавние объяснения правительства штата Уттар-Прадеш с индуистским большинством, почему так много людей, «случайно» убитых полицией (в так называемых убийствах в схватке), являются мусульманами. Среди преступников больше черных и мусульман. Иными словами, то, что выглядит как неприкрытый расизм, необязательно таковым является; это может быть результатом целенаправленного воздействия на некоторые характеристики (торговля наркотиками, преступность), которые, как оказалось, коррелируют с расой или религией. Поэтому причиной может быть статистическая дискриминация, а не старомодные предрассудки, то, что экономисты называют дискриминацией на основе предпочтений. Однако конечный результат для вас одинаков, если вы чернокожий или мусульманин.

Недавнее исследование воздействия политики «запрета поля для галочки» («ban the box» – BTB) на уровень безработицы среди молодых чернокожих мужчин дает убедительную демонстрацию статистической дискриминации. Политика ВТВ запрещает работодателям применять бланки заявлений с особым полем, в котором надо поставить галочку, если у вас есть судимость. Двадцать три штата приняли эту политику в надежде повысить занятость среди молодых чернокожих мужчин, которые гораздо чаще других имеют судимость и уровень безработицы среди которых вдвое превышает средний по стране[224].

Чтобы проверить эффективность такой политики, два исследователя отправили 15 000 фиктивных онлайн-заявок на вакансии работодателям в Нью-Джерси и Нью-Йорке, непосредственно до и сразу после того, как штаты Нью-Йорк и Нью-Джерси внедрили политику BTB[225]. Для определения расы в резюме использовались специально подобранные типично белые или типично афроамериканские имена, а сведения о судимости, если они требовались, указывались случайным образом.

В результате авторы исследования обнаружили, как и многие другие до них, наличие явной дискриминации в отношении чернокожих в целом: белые «кандидаты» получили примерно на 23 % больше положительных откликов, чем черные заявители с аналогичными резюме. Неудивительно также и то, что информация об уголовном прошлом оказывала значительное воздействие на тех работодателей, которые запрашивали ее до запрета. Вероятность того, что работодатель ответит на резюме была на 62 % выше, если заявитель не имел судимости, и этот эффект был аналогичен как для белых, так и для черных.

Однако самым удивительным открытием стало то, что политика BTB существенно увеличила влияние расы на вероятность ответа работодателя. До введения ВТВ белые кандидаты с судимостью получали на 7 % больше положительных откликов, чем аналогичные черные. После BTB этот разрыв вырос до 43 %. Причина заключалась в том, что, не располагая информацией о судимости, работодатели предполагали, что все чернокожие заявители с большей вероятностью имели криминальное прошлое. Другими словами, политика ВТВ заставила работодателей судить о кандидатах на основе их расовой принадлежности, что представляет проявление статистической дискриминации.

Разумеется, применение людьми статистической логики еще не означает, что они всегда делают из нее правильные выводы. В одном исследовании, проведенном в Израиле, евреям-ашкенази (европейским или американским евреям и их потомкам) было предложено сыграть в игру на доверие с восточными евреями (азиатскими и африканскими иммигрантами и их потомками). Игра на доверие – это одна из основ экспериментальной экономики. Согласно условиям игры, в которую играют два человека, первый участник, передатчик, определяет, каким образом некоторая выделенная ему сумма денег будет распределена между ним и вторым участником, получателем. Передаваемая сумма может быть равна нулю, если первый участник решит оставить все себе. Однако обоим участникам также сообщают, что если передатчик поделится, то выделенная им доля будет утроена и передана получателю. Получатель также может поделиться выигрышем со своим благодетелем или оставить его себе полностью. Смысл игры состоит в том, чтобы определить, что первый игрок думает о втором; чем менее эгоистичным он его считает, тем большую долю передатчик передаст получателю.

Игра на доверие проигрывалась в лабораторных условиях тысячи раз. Как правило, передатчик передавал получателю половину или большую долю первоначальной суммы, а обратно получал больше, чем было отправлено. Передатчики доверяли, а получатели заслуживали доверия. Такой же результат исследователи получили, когда оба участника были ашкенази. Но все пошло прахом, когда получателем был восточный еврей. В этом случае передатчики делились только половиной того, что они отдавали ашкенази. В результате оба участника игры получали меньше.

Возможно, это происходило потому, что передатчики-ашкенази не верили, что получатели – восточные евреи вернут дар. Или это могло быть потому, что участники игры не любили друг друга и передатчики-ашкенази были готовы навредить самим себе только для того, чтобы навредить и получателям – восточным евреям. Но когда игрокам просто предлагали добровольно отдать часть денег партнеру, не ожидая, что они вернутся, то восточным партнерам отдавали примерно столько же, сколько и ашкеназским; очевидно, что источником различных моделей поведения