что здесь найдутся те, кого можно выпустить с пользой как для них самих, так и для общества. Давайте каждый из нас проверит по одному обитателю этой лечебницы. Бросим жребий, определим, кто за кем пойдет, и приступим.

Сказано — сделано, и первым выпало идти Месруру.

Вся троица проникла во двор, и главный евнух не долго думая направился к ближайшей каморке. Там, за столом, заваленным свитками, подперев голову рукой, сидел человек лет сорока и с самым глубокомысленным видом попыхивал трубкой. Месрур поприветствовал курильщика, и тот ответил вежливым поклоном.

— Думаю, — предположил Месрур, — именно тебе приходится следить за теми, кто шумит во дворе.

— Следить — слишком тяжкое бремя, не мне его носить. Я обязан следить за собой и только за собой.

— Но я уверен, — настаивал Месрур, — что тебя здесь держат не как сумасшедшего.

— Это еще почему? С чего ты взял, что я умнее других? Со мной поступили по справедливости, так же, как должны поступать со всеми жителями Багдада. Мне не на что пенять, меня судили мне подобные, и они столь добры, что каждый день навещают меня.

— Понимаю, — согласился евнух, — в каждом из нас есть крупица безумия, и всё же, если не переходить определенных границ, нас не трогают, и только особые мании…

— Ах, ты прав, — оборвал его курильщик, — люди позволяют себе быть глупыми и даже смешными, но стоит кому-то выделиться умом, образованностью или наблюдательностью, как эти же люди чувствуют себя в его обществе униженными и даже оскорбленными и стараются избавиться от того, кто лишает их покоя. Так случилось и со мною: я знал больше других, и меня убрали с глаз подальше.

— В какой же области ты отличился? — продолжал любопытствовать Месрур.

— В царице всех наук — астрологии.

— И ты постиг ее?

— Почти. Мне не дали достичь совершенства.

— Ты говорил со звездами?

— Именно так.

— И которая из них оказывала тебе особое покровительство?

— Луна.

— А теперь она отвернулась от тебя?

— С тех пор как меня лишили свободы, она ведет себя как ей заблагорассудится. Раньше она обещала мне многое, а сейчас, похоже, обо всем забыла. У нее на носу была огромная бородавка, я ее вылечил, именно мне она обязана своим прекрасным ликом. Более того, я сделал так, что Луна отклонилась от обычного пути, и тем самым помог ей избежать затмения, которого ждали все звездочеты мира. Поначалу моя благодетельница выразила кое-какую признательность, но, с тех пор как меня упрятали сюда, всё изменилось. В начале месяца она еще слишком ущербна, чтобы мне посодействовать, в полнолуние ее разбирает охота прятаться за облаками и туманами, зато в конце месяца — коварная к моим услугам со всей своей зловредностью. На меня обрушиваются флюсы, лихорадки, катары. Как раз сейчас я пытаюсь избавиться от последнего ее подарочка. Эх, поймать бы мне эту изменщицу! Уж я бы ее отблагодарил!

— И как ты собираешься это сделать? — не унимался Месрур.

— Нет ничего проще, если кто-нибудь вроде тебя согласится мне помочь. Сегодня вечером в девять часов Луна выйдет, чтобы поглядеться вон в тот колодец посреди двора. Она очень любит в нем купаться. Бери этот стол и жди в засаде. Обидчица моя тебя не знает и ничего не заподозрит. И пока она будет нежиться и плескаться, ты накроешь колодец столом. Всё, наша взяла, и посмотрим, как ей удастся оправдать свое поведение.

— Неужели она заговорит и мы ее услышим?

— Не скажу, что ты всё хорошенько расслышишь, — пояснил курильщик, — зато я привык внимать музыке небесных тел и потому не упущу ни слова. Что до тебя, то надо посмотреть, как устроено твое ухо.

С этими словами астролог отложил трубку и стал пристально разглядывать Месрура. Вдруг он схватил евнуха за ухо и начал тянуть изо всех сил, крича:

— У тебя оно слишком короткое!

Месрур завопил от боли, на крики прибежал сторож и заставил больного выпустить добычу, а евнух вышел к халифу, держась за ухо, и поведал о своем печальном приключении.

— Я всегда говорил, — рассмеялся Харун, — что среди сумасшедших самый опасный тот, кто выглядит как мудрец. Так вот, Джафар, — обратился он к своему первому визирю, — теперь ты знаешь, что здесь надо прежде всего беречь уши. Ступай, теперь твоя очередь. Мы с Месруром будем поблизости и в случае чего придем на помощь.

Великий визирь уже присмотрел каморку, у порога которой сидел человек почтенной наружности с внушительных размеров бородой. Подойдя поближе, визирь начал с того, что подал милостыню, а затем поздоровался. Бородача, казалось, взволновало не столько подаяние, сколько вежливость. Он поприветствовал Джафара и жестом пригласил сесть на стоявшую у входа скамью.

— Юноша, ты, без сомнения, пришел за знаниями. Хвала Небу, ты сделал правильный выбор. Какую главу моей книги тебе прочитать? Или ты хочешь, чтобы я разъяснил тебе какой-нибудь отрывок?

Книга, о которой говорил бородач, представляла собой квадратную кедровую дощечку, на которой не было ни одной буквы.

— А что это за книга? — спросил Джафар.

— Как? Ты не видишь в этих письменах руку Аллаха и то, что продиктовал ангел Джабраил? Мусульманин не узнаёт божественного Корана?{124} Не узнаёт в том, кто держит в руках священную книгу, что была внушена ему свыше, Великого Пророка Мухаммада?

При этих словах визирь поднялся и удалился.

— Повелитель правоверных, — обратился он к халифу, — я вынужден выйти из игры: человек, с которым я говорил, кощунствует так, что я весь дрожу! Он уверяет, будто он — Великий Пророк.

— Это еще не означает, что он святотатствует, — возразил халиф, — всякий может объявить себя пророком, как только докажет это, совершив нечто небывалое. Вернись к нему и попроси явить чудо{125}.

Джафар подчинился.

— Если ты Мухаммад, — сказал он старику, — то кто посмел поместить тебя сюда?

— Мой неблагодарный народ не поверил мне, — отвечал мнимый пророк. — Это опечалило меня, но не удивило, ведь он и в Аллаха почти не верит.

— Народ поверил бы, если бы ты явил ему чудо. Почему ты ничего не сделал?

— Потому что надо было меня попросить, но люди боялись убедиться в правдивости моих слов, ибо не хотят ни во что