– Не будет сына, точно в клобуке окажешься, дурочка, – твердили рыдающей Елене братья хором, а потом глубоко задумались.

Пятый год замужем за старцем сестрица, срок немалый. А если вспомнить Соломонию, то что же такое получается-то? Нехорошо получается. Не может свет-царь батюшка Василий Иванович ребятенка сотворить.

Подумали крепко братья и приставили к молодой царице конюшего Ивана Федоровича, князя Овчину-Телепнева-Оболенского, дальнего родственника, так, седьмая вода на киселе, но – сажень в плечах, высок, силен. И – диво дивное! Царица через месяц в тягости оказалась.

Как и положено, родился наследник в срок. Влюбленная Елена первенца в честь отца назвала, хоть братья отговаривали, но сестрица уперлась крепче барана. Сын Иваном будет! Пусть себе царь Василий думает, что хочет, она-то знает.

После рождения царевича Елену как подменили. Стала дерзить братьям, не слушничать. Она подмешивала Василию снотворное в питье и как только тот забывался тяжелым сном, ужом выскальзывала из опочивальни царской, где за дверью ждал любезный сердцу князь Овчина.

После кончины старика мужа совсем сестрица осторожность потеряла. Иван-то Телепнев, к ужасу Глинских и злорадству двора, к вдовой царице, как супруг стал захаживать. Глинских злоба брала на выскочку, не помнившего благодарности. Если бы не они, где бы был Овчина? Где угодно, но только не в Кремлевских палатах, с его-то худородностью.

Хотели братья от князя-то потихонечку избавиться, дело свое он сделал, зачем при дворе лишний свидетель? Но Елена, седьмым чувством угадав намерения братьев, такой крик подняла, что решено было повременить да оставить все как есть.

А Елене все неймется. Начала разговор о венчании, потому как любила своего любовника до одури. Братья запрещали ей даже думать о подобной ереси. Стращали спятившую от страсти боярским бунтом. Угрожали, что вышлют Телепнева с глаз долой в тундру, в степь, в Сибирь! По-мужицки плеткой грозили.

Потом поговорил старший Глинский с глазу на глаз с Еленой, по-хорошему, по-родственному. Будто бы поняла все. Притихла. И братья успокоились. А сегодня вот, десять лет спустя, узнали, что Елена таки наплевала на все запреты да угрозы родственников и тайно обвенчалась со своим Овчиной!

Сидит теперь перед ними древний патриарх с ветхой бумажкой в высохших руках и ведает, что в ней заключается для братьев погибель.

– Как ты мог, владыко, дать разрешение – тайное! – венчать их? – вне себя, кипя от гнева, вопросил младший Глинский.

– Чтобы восстановить справедливость пред лицом Бога. Раз уж отцом Ивана был боярин Телепнев, то должен был он соединиться законным браком с матерью своего ребенка, – благолепно ответил старик.

Глинский аж застонал от душившей его злобы.

– Ну, объявишь ты боярам, что Иван – сын боярина Телепнева? Ну, полетят наши головы. Нового царя выберут – зачем тебе-то это надо? Бояре, сам ведаешь, грызться начнут между собой. Посмотри на Захарьиных – первые, кто мутить начнет! Зачем бунты нужны? Для чего?

– Сын мой, монастырь царя стоит, – усмехнулся длинной бородой старец.

И тут до Глинских дошло, что патриарх не играет с ними в кошки-мышки и не хочет их погибели и что ежели отдать ему припрятанные деньги, то повенчает он на царствие их племянника – Ивана Ивановича, то есть тьфу ты! – Ивана Васильевича!

Через два часа деньги привезли. Через три – стал племянник венчанным царем Московии, Иваном IV Васильевичем.

А через месяц вспыхнул сильный пожар в Москве и сгорели все деревянные постройки Зачатьевского монастыря. Многие документы сгорели, ценные книги, позолоченный алтарь, иконы древние, из Византии привезенные…

Зря Глинские грех на душу взяли. Думали, сгорят книги записные, письменные свидетельства и – концы в воду. Книг церковных множество сгорело, но то что хотели спрятать от нескромных лишних глаз, давно уж было припрятано. Церковь хранит секреты за крепкими замками памяти, и никакие пожары этим глубоко запрятанным тайнам не страшны.

* * *

Медленно, с помощью добровольных помощников, кряхтя и охая от усилий, митрополит Макарий залез в повозку. Старость дает знать о себе. Сколько ему еще осталось чудных летних дней, наполненных знойными ароматами трав и солнечным теплом? Кто же знает – все в Божьих руках.

Резво рванули повозку сытые кони. Остались позади выбеленные высокие стены Зачатьевского монастыря, а за ними – взволнованные обитательницы и любезный царь Иван Васильевич.

Да, монастырь царя стоит, подумалось опять Макарию. Прикрыл он уставшие глаза морщинистыми веками, со вздохом думая о быстротечном времени и бренности всего земного.

Он-то прекрасно помнил тайный день венчания матери Ивана с любовником-князем много лет назад, вьюжной зимней ночью, вот в этом самом монастыре, где князь Василий простаивал коленопреклоненно долгие службы, вымаливая у святых наследника.

После пожара монастырь быстро отстроили, еще красивее он стал. А старую цокольную часовенку, где Макарий венчал Елену Глинскую с отцом нынешнего царя, завалило землей да бревнами.

Такое разве забудешь… Студеной ночью привезли легкую незаметную кибитку два огромных коня. Звезд на небе высыпало видимо-невидимо, снег под яркой луной серебрился, деревья потрескивали от мороза.

По обледенелым ступенькам, осторожно ступая маленькими сапожками, спустилась Елена вниз в цокольную часовенку. Там уж ждали ее митрополит да князь Телепнев. Чудо как хороша была царица в тот день, глаз влюбленных не спускала со своего Овчины.

Митрополит Телепнева недолюбливал, но все равно радостно ему было венчать их. Что ни говори, а когда брак людей любящих освящается, легче на душе становится, светлее. И кто мы такие, чтобы судить грешников? На то другой Суд будет, Божий.

Митрополит задумчиво смотрел на стоящих перед ним молодых людей. Воистину, пути твои неисповедимы, Господи… Вот преклонили колени пред аналоем родители двух сыновей. Значит, брак их на небесах уж свершился? Хотя зачала этих детей мать в прелюбодействе…

Пред венчанием Елена пошла на исповедь, вслед за ней – князь Телепнев.

Митрополит незаметно кивнул помощнику-иноку, зажигавшему свечки у алтаря. Тот понял, чуть-чуть прикрыв глаза ресницами. Митрополит улыбнулся про себя. Ах, помощника ему Господь послал – умницу великую.

Темная церквушка наполнилась запахом ладана и раскаленного воска. С сусально-золотых риз милостиво смотрели на Елену и Ивана кроткие святые.

– Обручается раба Божья Елена рабу Божью Ивану…

– Обручается раб Божий Иван рабе Божьей Елене…

Не было в ту ночь ни великолепного хора, ни нарядных гостей, ни шумного застолья, а оба, Елена и Иван, заплакали, как митрополит объявил им тихо, благостно осеняя крестом:

– Пред Богом и людьми теперь вы муж и жена…

У митрополита и самого в глазах защипало, когда увидел как приникла Елена к мужу, как, улыбаясь робко, будто неопытный отрок, боярин Иван обнял новоявленную жену свою…