«…В том, что история с «вызовом Эдисону» — чистой воды недоразумение, я рискнул признаться только Натали. Да и то — только после свадьбы. Для остальных же я «держал морду кирпичом», изображая, что так все и было задумано, и что у меня всё по плану.

Признаюсь, как на духу, решение проблемы пришло мне в голову на обратном пути из паломничества. Такое вот маленькое личное чудо. Покаялся — и пришло красивое решение проблемы. Но чудо это было внутреннее, убедительное только для того, с кем оно произошло.

Идея была проста, как апельсин в разрезе. Что мне требуется? Правильно, превзойти Эдисона! А какое достижение у него главное? Тоже известно. «Лампочка Эдисона». Она же обыкновенная лампа накаливания. С привычным патроном, цоколем, стеклянной колбой и вольфрамовой нитью накаливания. Так?

А вот и не так! Лампа Эдисона продавалась тут уже почти два десятка лет. А вольфрамовую нить, я точно знал, начнут ставить в лампочки лишь лет через десять. Хотя мысль очевидная. Физика утверждает, что эффективность лампочки тем выше, чем выше температура спирали. А вольфрам — самый тугоплавкий металл. Так почему не делают?

Тем более что, как выяснилось, Александр Лодыгин, русский ученый-электротехник, еще четверть века назад запатентовал использование в электрических лампах нитей накаливания из вольфрама, тантала и платины. Кстати, патенты были получены не только в России, но во всех странах Европы и даже в некоторых экзотических местах, вроде Австралии. Разумеется, я немедленно озаботился выкупом патента у наследников Лодыгина.

Но в чем же дело? Почему же используют не тугоплавкие металлы, а углеродные нити? Пришлось разбираться.

Оказалось, что все довольно просто. Электрическая мощность лампы прямо пропорциональна и силе тока, и напряжению. То есть мы можем получить одну и ту же мощность, подавая напряжение низкое, как у батарейки и сильный ток, а можем подать высокое напряжение и слабый ток. Мощность будет одинаковой. Но чем сильнее ток, тем выше потери в подводящих проводах, и тем больше металла потребуется на эти провода. То есть, электрические сети высокого напряжения более рентабельны, чем сети низкого напряжения. Поэтому в САСШ сейчас используют напряжение 110 Вольт, а в России — 127 Вольт.

Но с другой стороны, чем выше напряжение, тем более тонкую и длинную нить накаливания нужно применять. Кстати, Лодыгин это прекрасно понимал, и предложил свивать нити накаливания в спираль.

Вот только вольфрам — очень хрупкий и твердый металл. И нынешние металлурги понятия не имели, как тянуть из него нити. Да и из платины, судя по всему, пока не получалось.

В итоге, мне оставался только тантал. В любимой мной с детства «Энциклопедии юного химика» рассказывалось, что танталовые нити могут быть очень тонкими и прочными, их даже применяют в хирургии. Эврика! Нужно получить нити из тантала!

Вот только металлург Байков, к которому я обратился, меня расстроил. Металлурги на рубеже веков считали, что тантал тоже хрупок и совершенно не тянется. Об этом даже в справочниках говорилось. Поэтому с танталовыми нитями накаливания пока тоже никто не экспериментировал[34].

Целый день после такой новости я проходил, исполненный скорби, а потом меня осенило. Байков-то и полученную мной сталь с высоким содержанием хрома и никеля тоже считал почти чудом. Не получались такие стали до меня ни у кого. А все дело в том, что хром они восстанавливали углеродом. А я — алюминием. Вот нужная мне сталь и получилась. Что, если и с танталом такое попробовать? Мы попробовали и — ура! Тантал вышел пластичным и тянущимся, как надо. Более того, Байков сумел получить из тантала спирали накаливания втрое меньшего диаметра, чем было нужно для ламп этого напряжения.

И тут меня осенило! В конце концов, я химик или кто? В общем, я приостановил на время презентацию «лампы Воронцова» и, захватив запас оборудования и реактивов, ломанулся поездом до Обозерской, а затем на собаках на свой заводик.

Пора было поставить задачу Горобцам. Ребята оказались переимчивые, но главное — жутко преданные лично мне. Так что, если кому и поручить эту серию экспериментов, то только им, ну а заодно и стройку осмотрю.

Семецкий, узнав, куда я собрался, тут же упрекнул меня в легкомыслии, и взялся сопровождать. Причем не один, а с пятёркой подобранных им ветеранов.

На самом заводике я пробыл только три дня. Даже не столько объясняя задачу Горобцам, сколько «разгребая завалы», неизбежные, если владелец долго не посещает предприятие. А потом мы погнали на собаках вдоль будущей трассы канала. Еще на половину дня задержались в Повенце, и двинулись дальше, через Петрозаводск до самого Питера.

Попробуйте представить всю степень охренения и наших, и американцев, когда на первой же дневной стоянке Генри Хамбл сначала потребовал от меня, «показать, во что я превратился без занятий с ним». А после довольно приличных, в целом, результатов и из нагана, и из винчестера, и даже из винтовки Маузера, вдруг мрачно заявил, что так он и думал, что я совершенно разучился стрелять, а затем и изругал меня вдрызг, и лишь напоследок пообещал, что «займётся мной, пока мы вместе».

Думаю, вы поймёте, почему я в ответ лишь крепко обнял его…»

— Нет, нет и еще раз нет! Вы с ума сошли! Пулемёты для охраны стройки я покупать не буду, и не надейтесь!

— Понимаю, дорого! — не слишком даже и старательно изобразил скорбь Семецкий.

— Юра, да вы совсем обнаглели! Причём тут деньги-то? Нашел бы я эти десять тысяч. Я на стройку уже миллионы потратил, а она еще только началась. А тут десять тысяч какие-то… Хотя и свинство это, старые и раздолбанные «максимы» продавать по цене новых.

— И патроны еще!

— Да будет вам! Эти «максимы» старые,