chitay-knigi.com » Историческая проза » Северный крест - Валерий Поволяев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 100
Перейти на страницу:

— Поехали! — скомандовал он белогубому, со светлой курчавой головой пареньку-матросу. Тот покорно сдвинул набок бескозырку и взмахнул вёслами.

Андрюха зацепил в пригоршню воды, слил обратно в реку. Вода была мутная, желтоватая.

— Нехорошая вода, — сказал он, — много ила соскребает со дна, несёт с собой.

— Ну и что? — раздражённо рявкнул на него Арсюха. — Тебе-то, недоделанный, чего до этого? Прорицатель хренов! Химик! Менделеев!

Андрюха усмехнулся и покачал головой: он не понимал причин раздражения Арсюхи.

Через несколько минут шлюпка мягко ткнулась носом в берег — белогубый матросик причалил мастерски, касание с твердью было едва приметным, но Арсюхе это не понравилось, и он заорал на матроса:

— Кормой разверни к берегу, губошлёп! Учить вас, учить, дураков, — не переучить.

Арсюхе хотелось сойти на берег, как адмиралу — важно, с комфортом и не замочить ноги.

Прошло ещё полчаса, и две пешие колонны, над которыми покачивались чёрные штыки винтовок, втянулись в лес.

От комаров не было спасения. Слепцов, громко шлёпая себя ладонью по шее, ругался:

— Вот гады! Хуже большевиков!

Забыл, совсем забыл капитан, что совсем недавно он воевал на стороне большевиков и ел их хлеб.

Тайга, по которой они шли, была сырая, тёмная, встречалось много гибельных мест, укреплённых брёвнами, положенными в несколько слоёв, и сама дорога в монастырь была поперёк застелена брёвнами, ровно обрезанными и тесно прижатыми друг к дружке. Полотно было, конечно, узкое, лишь для одной пролётки, но кое-где оно расширялось — были специально сделаны бревенчатые площадки, чтобы могли разъехаться две повозки.

Слепцов продолжал шагать во главе своего отряда и в такт шагам отчаянно шлёпал ладонью по шее: хрясь, хрясь, хрясь!

Глаза у капитана двигались, вращались по кругу, будто у лётчика, ведущего свой «ньюпор» над вражеской территорией — капитан старался засекать в лесу всякую мелочь, всякие неприметные детали — боялся засады.

Если отряд попадёт под огонь на деревянном полотне, среди топей, то от него ничего не останется — ни фуражек, ни ботинок, всё уйдёт на дно здешних болот, по которым проложена гать.

Но лес был спокоен. Громко трещали птицы, была слышна комариная звень.

Разведка уже донесла десантникам, что в монастыре на Кож-озере окопалась большая красноармейская часть — не меньше полка.

— Ать-два! — пришлёпнув на шее очередного летающего разбойника — на этот раз крупного овода с огромными зелёными глазами, скомандовал Слепцов. — Ать-два! Не отставать!

С собой отряд Слепцова тащил два пулемёта, два «максима» на железных станинах, колеса пулемётов глухо стучали по брёвнам, пулемётчики кряхтели, ругались — тащить «максимы» было трудно.

Ночевали в лесу. Выбрали сухую гриву на берегу небольшой говорливой речушки, свалили несколько трухлявых деревьев, подпалили их изнутри и в сизых душистых клубах дыма завалились спать.

На всякий случай Слепцов выставил усиленное охранение — вдруг в темноте на них нападут лихие таёжники в рваных папахах, перетянутых красными ленточками? Но ночь прошла спокойно — не раздалось ни одного выстрела, в расположении лагеря не показалось ни одного чужого человека.

Другое оказалось плохо — ночью всё окутал студёный, просаживающий до костей туман. Пришлось поднимать мужиков, которые были подюжее комплекцией — они свалили ещё несколько деревьев, подожгли их. И — комаров не стало совсем и сделалось теплее.

— Ты бывал раньше в этих краях? — спросил Дроздов у Сомова, притиснулся спиной к земле, натянул на голову шинель.

— Не бывал, — ответил Сомов, также натянул на голову шинель. — Южнее приходилось бывать, здесь нет. А туман... туман — это оттого, что море недалеко.

Лежавший поблизости поручик Чижов поднял голову:

— Эй, друзья закадычные! Угомонитесь, прошу вас...

Чижов оглядел деревья с повисшими на ветках рваными клочьями тумана, солдат своих, лежавших рядом, и укрылся шинелью. По профессии поручик был историком, окончил в Москве университет, перед войной работал в архиве и готовил к изданию свою первую книгу о происхождении северных монастырей. Война перечеркнула всё — и работу он оставил, и книга не увидела свет.

В книге той шла речь и о Богоявленском Кожозерском монастыре, куда сейчас направлялись два отряда — его и капитана Слепцова.

Никогда не думал Чижов о том, что явится в этот монастырь не учёным созерцателем, человеком, который приезжает в святые места с блокнотом в руках, чтобы сделать явью некие небесные тайны, а карателем. Чижов по поводу их похода и собственной миссии в нём не питал никаких иллюзий — какие уж тут иллюзии, если он находился в компании с таким человеком, как Слепцов, с которым Чижов в мирную пору, когда человек бывает волен в своих поступках, никогда не сел бы рядом, за один стол, не говоря уже о большем... Чижов стыдился самого себя, чувствовал виноватым перед прежним Чижовым — большеглазым романтичным молодым человеком, мечтавшим о научной карьере.

Потом был фронт, сделавший из него солдата, умеющего ползать по-пластунски и ходить в атаку, лихо печатать шаг в парадном строю и щёлкать каблуками, приводить из разведки полоротых пленников и метко стрелять — Чижов умел пробить из винтовки семишник — двухкопеечную медную монету — с расстояния в двадцать пять метров. Офицеры завидовали ему...

Чижову было известно, что Кожозерской обители, в которую они шли, без малого пятьсот лет — в давно-давние времена здесь поселился стареющий пустынник Нифонт, несколько лет он жил один, потом к нему прибился казанский царевич Турсас, принявший после падения Казани крещение и нареченный Сергием. С них, с Нифонта и крещёного царевича, всё и началось. Старец Нифонт постриг Сергея-Турсаса, выполнявшего все его наставления, совершенствовавшегося в послушании. Так отшельник стал иноком, получившим имя Серапион. Вскоре на Кож-озере была возведена обитель, в которой и жила братия — не менее сорока человек. Когда случился голодный мор, монастырский старец Серапион принёс на своих плечах жернова, тем и спас людей — без этих жерновов невозможно было испечь хлеб... Чижов сомкнул глаза: интересно, как выглядел Серапион? Он видел однажды его изображение на редкой иконе, но не запомнил лик...

Впрочем, лики святых людей всегда прекрасны — среди них не встречается лиц злобных, ущербных, хитрых, перекошенных, заплывших жиром, косоглазых, криворотых — лица у святых людей всегда великолепны.

Километрах в десяти от монастыря Слепцов, шедший вместе с верным Крутиковым впереди отряда, неожиданно увидел беспечно шагающих им навстречу двух красноармейцев в шлемах-будённовках.

Слепцов остановился, будто на ходу, всем телом всадился в стену, широко распахнул рот, с лысого темени на щёки у него поползли капли пота.

Красноармейцы — ребята совсем ещё молодые, цыплята, с тощими искусанными комарами шеями — увидев отряд, тоже остановились. В следующее мгновение один из них испуганно вскрикнул, и оба они, круто развернувшись, побежали по бревенчатой дороге прочь, громко впечатывая каблуки разбитых сапог в дерево.

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 100
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности