– А она будет рисовать со мной?

– Да, – встряла я в их разговор. – Это я умею.

Лорелай пожала плечами и вернулась к завтраку.

– Ладно, тогда я согласна.

Рисование – и все сразу встало на свои места.

А затем из-за угла до нас донеслось ворчание.

Клэр вздохнула.

– А вот и наша маленькая мисс Счастье. – Она быстро обернулась ко мне, похлопав по стулу рядом с собой. – Элли, садитесь рядом со мной и помните, что с Карлой ничего не стоит принимать близко к сердцу. Она часто не имеет в виду то, что говорит. – Она помолчала. – Особенно если произносит это вслух.

– Бабуль, мне правда не нравится, что ты вот так запросто врываешься в мою комнату. Меня это бесит. Кроме того, я знаю, как собраться в школу. Я уже не ребенок, – ворчала Карла, завернув за угол. Ее хромота сразу бросалась в глаза, но я изо всех сил постаралась сделать вид, что ничего не замечаю. Она с ног до головы была одета в черное, а с ее жестких, влажных после душа волос прядями, налипшими на лицо, стекала вода. Она шла, опустив голову, и, подойдя к столу, даже ни на кого не взглянула. Не издала ни звука.

– Доброе утро, Карла, – сказала Клэр, подавая Карле миску с хлопьями и целуя ее в лоб.

– Как скажешь, – пробормотала Карла. Она принялась быстро поглощать еду, а мы на мгновение застыли в полном молчании.

– Карла, это Элли, новая няня.

Она медленно подняла голову, взглянув на меня, и я почувствовала себя полной идиоткой, потому что тихо охнула, когда она слегка откинула с лица несколько прядей волос.

Шрамы…

Эллисон говорила мне о них, и все же я оказалась не совсем готова.

Эти шрамы оказались гораздо страшнее, чем я предполагала. Они лучами разбегались по всему лицу, но один бросался в глаза больше остальных. Он начинался на лбу, распарывая левое веко, которое казалось опухшим. В ее левом глазу, рядом со зрачком, виднелось красное пятно, проникавшее в ее пронзительный голубой взгляд.

Никогда я не видела ничего подобного.

И, боже, ее глаза были холодны, прямо как у ее отца.

– Гррр. – Стиснув зубы, Карла зарычала, наклонившись ко мне. У меня все сжалось внутри, и я не знала, как себя вести, и потому продолжала смотреть на нее. Господи. Судя по всему, я поступала неправильно, потому что Карла продолжала рычать: – Гррр! Гррр!

– Карла Мари, немедленно перестань, – прикрикнула Клэр на внучку, но та не послушалась.

– Гррр! Шшш! Гррр! – шипела и рычала девочка, не сводя с меня глаз.

– Карла, хватит, – раздался строгий голос, и я перевела взгляд с Карлы на ее отца. Грейсон стоял в дверях в костюме и галстуке, держа в руке чашку с кофе и не сводя глаз с дочери. – Угомонись.

– Только когда она перестанет пялиться на меня так, словно я чертов урод, – огрызнулась Карла.

– Нет, я не… я вовсе не… – дрожащим голосом забормотала я, но Грейсон оборвал меня на полуслове.

– Выбирай слова, – мрачно бросил он, и она в ответ с театральным видом закатила глаза. Я еще никогда не видела, чтобы кто-то так сильно умел закатывать глаза.

– Прости, отец, – язвительно произнесла она, вставая из-за стола и беря миску с хлопьями. – За то, что я произнесла плохие слова, меня следует изгнать в мою комнату, пока не придет время прислуге отправить меня в темницу. – И с этими словами она ушла.

Грейсон ни разу не взглянул на меня, и я и сама не понимала, почему ждала этого от него. Он вышел в кухню, и со своего места я видела, как он налил себе еще кофе, а затем, ни слова не говоря, вновь прошел через столовую.

– Пока, папа! Я люблю тебя! – воскликнула Лорелай, и Грейсон ответил:

– Я тоже.

И ушел на работу.

– Простите за Карлу. Я предупреждала, что с ней придется нелегко, – заметила Клэр. – Но я не могу винить ее за жесткость. Ей через многое пришлось пройти, но она мужественно перенесла физические страдания. Она довольно быстро адаптировалась к своему состоянию и абсолютно самостоятельна. Но в эмоциональном плане у нее много трудностей. Не обращайте внимания на ее нападки. Она может вести себя жестко, но в душе Карла очень добра. Просто она очень ранима. Не принимайте ее настроение на свой счет. Ей нелегко приходится в жизни.

Я улыбнулась.

– Как и всем нам.

В этот момент Лорелай оторвалась от еды и обернулась ко мне.

– Элли?

– Да?

– Ты уверена, что я не могу сегодня пойти в школу в пижаме? В ней так удобно, и так я смогу больше выучить.

Я расхохоталась.

– Думаю, нет, но я могу помочь тебе выбрать одежду для школы, если хочешь. И ты можешь показать мне свои любимые рисунки. – Ее глаза радостно засияли, и на лице расцвела радостная улыбка.

Улыбка, которую утратил Грейсон?

Та, которую я помнила?

Теперь она запечатлелась на губах его дочери.

– Хорошо! Пойдем! – воскликнула Лорелай, вскакивая с места. Схватив меня за руку, она потащила меня за собой в свою комнату, выбирать наряд.

Что ж, по крайней мере, хоть одну из дочерей Грейсона не раздражало мое присутствие. Так что не все было потеряно.

* * *

Когда пришло время везти девочек в школу, я была рада, что Лорелай болтала без умолку, и наше путешествие не проходило в неловком молчании. Простодушная Лорелай говорила обо всем и ни о чем одновременно, Карла же опустила голову, уткнувшись в телефон. Ее волосы высохли, но длинными прямыми прядями падали ей на глаза, скрывая ее лицо. Огромные наушники Beats by Dre торчали у нее на голове, и мне стало ужасно любопытно, что же она слушает. Однако я понимала, что не стоит и спрашивать, потому что она никогда не расскажет.

К несчастью, первой остановкой стала школа Лорелай, и вот мы остались в машине вдвоем с Карлой и ее гримасами.

Когда до школы оставалось совсем немного, Карла вдруг завопила:

– Нет! Останови здесь!

Обернувшись, я вскинула бровь.

– Почему?

– Ни одна няня не подвозила меня прямо к школе за последние десять месяцев.

Я усмехнулась.

– Что? Не может быть.

– Это правда. Меньше всего я хочу испытывать неловкость из-за того, что кто-то из взрослых подвозит меня на дорогущей тачке, словно чертову уродливую звезду, а затем все наблюдают, как я хромаю в здание. Это же старшие классы, кругом одни придурки и пялятся даже на хромую девчонку. Поэтому, пожалуйста, высади меня здесь, – приказала она, в ее голосе прозвучали дерзкие ноты.

Я свернула на обочину и остановилась.

Мне было жаль ее, хотя ее бесила моя жалость, но она была такой юной и такой… злой. Я почти ничего не знала о ней, потому что она держалась особняком, и я понятия не имела, с кем она бесконечно переписывалась в интернете, пока мы ехали. Даже когда я убиралась у нее в комнате, я не смогла понять, что же за девочка там живет. На стенах не было постеров, на полках не было книг, ничего личного. Эта комната была холодной и чужой, как и ее обитательница.