– Где отец? – встретила его на пороге дома мать.

– Вызвали на работу, – отвернувшись, чтобы глаза не выдали лжи, ответил Нефедов-младший.

– Странно, а я никакой машины из отдела не видела, – удивилась женщина, но потом обратила внимание на измученный вид сына. – Ой, как ты похудел, сынок! Пойдем, я тебя покормлю.

– Да, я только сполоснусь в душе. – Карлу не терпелось обыскать кабинет отца, где у него были запрятаны деньги для выплаты банку очередного платежа по кредиту.

– Ну, тогда уж и переоденься, – оглядела его замызганную одежду женщина. – Вон как за несколько дней извозюкался, джинсы все в бурых пятнах.

– Это я только что перепачкался в теплице удобрениями с землей, – испугался сын, понимая, что на одежде остались пятна крови его отца.

В кабинете, перерыв все ящики и книжные полки, Карл ничего не нашел, кроме иностранного пистолета, который отец принес домой с работы «на всякий случай». Скорее всего, он держал деньги в сейфе у себя на работе. Карл смотрел на тяжелую связку ключей, не понимая, что ему делать. Его взгляд скользнул по окну комнаты, и он увидел мать, идущую к теплице. Недолго думая, Карл взял найденный пистолет и, заткнув его за пояс, двинулся следом за матерью к тому же роковому месту, которое грозило сменить свое предназначение и стать семейным склепом…

Николай сдал образцы для генетической экспертизы сразу после школы. На душе стало немного спокойнее. «Теперь я получу научное подтверждение, что мой отец мертв», – думал молодой человек. И хотя каждый новый звонок заставлял его вздрагивать, телефон он больше не выключал. Малахитов заехал в предвыборный штаб своего управляющего как раз в тот момент, когда служба безопасности выдавала Кузьме Сергеевичу информацию с телефона Малахитова-старшего.

– Ник, ты как раз вовремя, – усадил его озабоченный Обносов. – Мне только что принесли от оператора распечатки телефонных звонков твоего отца.

– Ты хотел сказать, не отца, а с сим-карты отца, – поправил его Ник.

– Нет, я запросил за период больше года, за день до исчезновения твоих родителей, – уточнил Кузьма. – Первый звонок значится июлем прошлого года. Твоему отцу звонили из мэрии. Он звонил в краевую администрацию. А на следующий день, когда они пропали, звонки с его телефона прерываются.

– А ну дай. – Ник нетерпеливо выхватил из рук управляющего листок с распечатками звонков. – Всего на месяц? – В глаза Малахитову бросился следующий исходящий звонок отца. – Он что, звонил моей матери?

Обносов попросил сотрудника службы безопасности выйти из его кабинета.

– Я и сам ничего не пойму, – почти шепотом сознался управляющий. – Я только успел глянуть, так меня чуть инфаркт не хватил. Судя по этим данным, твой отец через месяц после убийства стал названивать твоей матери, а она – ему.

– И больше ни одного звонка кому-либо еще, только друг другу! – пробежал глазами распечатку Николай. – Что это может значить?

Кузьма Сергеевич пожал плечами.

– Ты хочешь сказать, что моя мать тоже жива?! – заорал Ник, подскочив к Кузьме и схватив его за грудки. – Неужели ты так считаешь?

– Да нет, конечно, успокойся, – пытался вселить в него уверенность Обносов. – Кто-кто, но она уж точно не могла остаться в живых.

Николай откинулся в кресле и еще раз всмотрелся в распечатки телефонных звонков. Согласно этой бумаге, звонки между отцом и матерью продолжались почти каждый день. Преимущественно матери звонил отец, но иногда и ему на телефон поступали вызовы от жены. Все, как в прежней жизни: мать не как другие жены, она звонила ему редко, больше звонил он. В самом конце списка Николай отыскал день, когда впервые появился его телефон. Это когда ему позвонил отец… или кто там еще? После разговора с ним он перезвонил матери. Значит, они не вместе. Николай поймал себя на том, что привыкает к мысли, что они живы. Ему стало страшно и захотелось уколоться. Он сделал распоряжение, и Обносов через две минуты подал ему на серебряном подносе шприц, заправленный любимым героином.

– Обслужить? – с готовностью и даже какой-то радостью предложил управляющий.

Николай кивнул, и через несколько мгновений по телу побежало привычное облегчение. Как же так получилось, думал Малахитов, невольно вспоминая тот день…

…Мать с перекошенным от ужаса лицом отступает к выходу.

– Коленька, не надо. – Она замечает у сына в руке кухонный нож, который ему подсунул мажордом. – Кузьма, останови его! – скорее умоляет, чем приказывает она своему любовнику.

Малахитов нанес первый удар, который рассек выставленную вперед руку защищающейся женщины. Кровь брызнула ему на лицо. Вторым ударом он угодил ей в шею, перерезав сонную артерию. Женщина схватилась за рану. Последующие два удара были в живот и сердце. Мать упала и после нескольких секунд агонизирования затихла, окаменев с гримасой боли и ужаса на лице. От запаха крови Николая стало тошнить.

– Убери здесь все! – крикнул он Кузьме и побежал в туалет, но приступ тошноты его не отпускал, и, пока он добежал до унитаза, его два раза выворачивало наизнанку.

Вскоре к нему постучал управляющий.

– Николай, мне нужно помочь погрузить тела в машину, – попросил его верный слуга.

– Ты с ума сошел? Не видишь, что со мной творится?! Давай сам, я тебя отблагодарю потом, чем только захочешь, – умоляюще простонал Николай, не способный оторваться от унитаза…

…Воспоминания прервались звонком мобильного. Николай машинально приложил трубку к уху.

– Да?

– Что, сынок, ты приготовился к встрече с родителями? – холодным душем пролился на него знакомый голос отца.

– Хватит врать, мои родители мертвы, – пересохшим от страха голосом произнес Ник. – Ты не мой отец.

– Должны были быть мертвы, особенно сильно ты постарался над матерью, – сдержанно и спокойно опроверг его слова отец, – она только в прошлом месяце пришла в себя. Поэтому мы через три дня приезжаем из Швейцарии. Тогда ты сможешь это сказать, глядя мне в глаза.

– Из Швейцарии? – переспросил Ник, цепляясь за самое нейтральное из сказанного отцом.

– Да, мы провели там больше года, пока ее лечили в самой дорогой клинике Европы, – продолжал диалог с сыном Малахитов-старший. – Ей еще предстоят дорогие пластические операции, чтобы скрыть ужасные шрамы на теле. Ну, ты же знаешь, о чем я говорю, сынок?

От его спокойного голоса становилось еще страшнее. Николай понимал, что сдержанность отца говорила только о том, что он для себя уже решил, как рассчитается с ним за попытку их убийства. Именно таким спокойным тоном властный и жестокий мэр Хромовска отдавал приказания управляющему об избиениях и других кознях своим врагам во время домашних завтраков и обедов.

– Что замолчал? Не рад? – иронично усмехнулся отец. – Или ждешь результатов генетической экспертизы?

– Чего? – только и смог вымолвить сынок, пораженный его осведомленностью.