Кстати, строгий и внятный порядок, установленный этим законом, будет безотказно действовать до конца царствования Романовых. Насколько мне известно, даже недоброжелатели Павла Петровича всегда оценивали закон о престолонаследии как деяние сугубо положительное, способствовавшее укреплению государственности. Мне же в голову пришла крамольная мысль: именно следование этому закону привело в конце концов к крушению самодержавия и гибели династии. Раньше, в отсутствие закона, к власти приходили те, кто имел силы править: Петр I, Екатерина II. А по закону? Династия постепенно мельчала. Приход к власти Николая II, наследника абсолютно законного, но править не способного, стал началом конца.

А в ту страшную ночь никто не мог вразумить обезумевшую женщину, только что ставшую вдовой, пока не прозвучали слова: «Эта страна устала от власти толстой старой немки. Оставьте ей возможность насладиться молодым русским царем!» Все замолчали, не могли оторвать глаз от той, что осмелилась такое сказать. Ее тонкое, нежное лицо было бледно, огромные голубые глаза полны холодной решимости, голос, который Екатерина Великая называла чарующим, звучал неожиданно резко.

Мария Федоровна была обескуражена и как-то разом успокоилась. Такого она не могла ожидать даже от едва скрывавшей свою неприязнь к свекрови жены Александра (уже императора!) великой княгини Елизаветы Алексеевны (уже – невозможно поверить! – императрицы). Елизавете эти слова дорого обойдутся. Двум этим женщинам, матери и жене императора Александра I, предстоит прожить рядом без малого четверть века. И все эти годы свекровь будет неутомимо преследовать невестку, а невестка тихо, но упорно сопротивляться.

Может быть, уже в ту ночь, когда окончательно рухнула надежда стать самодержицей, императрица (с этой ночи – вдовствующая императрица) решила, что реальную власть она из рук не выпустит. Она будет властвовать над сыном-императором, а значит, и над всей державой. Было ясно одно: нужно вырвать Александра из-под влияния жены. Как? Здесь хороши любые средства. И она эти средства найдет.

Мария Федоровна невзлюбила невестку еще до того, как увидела. Екатерина выбрала невесту для своего любимца Александра, не спросив согласия родителей! Уже этого было достаточно для неприязни. Павел пытался вразумить жену: девочка-то ни в чем не виновата. Марию Федоровну это раздражало еще больше: противная девчонка, прикинулась ангелом, очаровала всех, даже Павла! Но ее-то, Марию Федоровну, не обманешь. А они еще увидят, какая змея скрывается под этим ангельским личиком…

В журнале «Русский архив» за 1909 год есть любопытное наблюдение:

Нам случилось видеть в Гатчинском дворце статуи герцога и герцогини Вюртембергских (родителей Марии Федоровны. – И. С.). Они производят впечатление, далеко не похожее на то, которое испытываешь, глядя на портреты родителей Елизаветы Алексеевны. Там — что-то тупое, тут — выражение ума и даровитости.

Так что корни неприязни много глубже внешних обстоятельств и обид.

Мы уже достаточно узнали о Марии Федоровне, по крайней мере, о двух ее ипостасях: супруги наследника престола (и невестки Екатерины) и императрицы. Впрочем, по-настоящему она проявит себя только в роли вдовствующей императрицы, императрицы-матери. Раньше не могла: сначала боялась свекрови, потом мужа. Но пока нам придется оставить Марию Федоровну, чтобы познакомиться со следующей немецкой принцессой, супругой старшего внука Екатерины Великой, Александра Павловича, в ту роковую ночь 1 марта 1801 года ставшей российской императрицей.

Личико у нее, и правда, было ангельское. Но это не единственное и даже не главное достоинство, которое привлекло внимание Екатерины Великой к маленькой Баден-Дурлахской принцессе Луизе.

Екатерина давно поняла: Павел, взойдя на трон, разрушит все, что она с таким трудом создавала. Так уже было, когда Елизавету Петровну, пусть ненадолго, сменил Петр Федорович. Он даже за полгода царствования сумел уничтожить многое, чем дорожила Елизавета. Павел умнее, энергичнее, значит, и разрушить сумеет больше. Этого нельзя допустить.

Пройдет более чем полвека, и история повторится – с правнуком Екатерины, Александром II. После смерти первенца, Николая, его наследником станет следующий сын, будущий Александр III. Царь-освободитель знал: Александр Александрович сделает все, чтобы либеральные реформы отца были как можно скорее забыты. Но что ему оставалось? Он – смирился. Екатерина смириться не могла – просто не умела. Она решила действовать: передать власть любимому внуку, которого называла «отрадой нашего сердца».

Сколько в нем чистоты и вместе с тем глубины! Как последователен он в исполнении правил и сколь беспримерно его желание во всем поступать хорошо!… Когда он танцует или сидит на лошади, то… напоминает Аполлона Бельведерского… Он столь же величествен, а это немало для четырнадцатилетнего юноши.

Но неженатый монарх – нонсенс. Значит, мальчика нужно женить – окружающие начнут воспринимать его как главу собственной семьи, взрослого мужчину. Конечно, женить Сашеньку рановато. А как быть? Интересы государства требуют… Она вполне откровенно пишет Гримму:

Соломон сказал: «Всему свое время». Сперва мы женим Александра, а там со временем и коронуем его со всеми царями, и будут при том такия торжества и всевозможные народные празднества. Все будет блестяще, величественно, великолепно. О, как он сам будет счастлив и как с ним будут счастливы!

Она снова решила искать невесту среди немецких принцесс. Кто из многочисленных немецких герцогов, князей, маркграфов не будет счастлив породниться с Екатериной Великой?! Выбор был огромный. И тут императрице доложили: великий Гете в восторге от Баденских принцесс (одиннадцатилетней Луизы Августы и девятилетней Фредерики Доротеи): красивы, добры, грациозны, умны, не по годам образованны. Великая, она доверяла мнению великих. К тому же симпатизировала матушке принцесс, маркграфине Баден-Дурлахской Амалии (урожденной принцессе Гессен-Дармштадтской). Та когда-то вместе с двумя сестрами приезжала в Петербург на смотрины. Амалия больше всех полюбилась Екатерине. Но Павел выбрал Вильгельмину. Царица тогда была опечалена, но Амалии, скорее всего, повезло. Конечно, маркграфиня маленького Баден-Дурлахского княжества не то, что царица огромной, необозримой, сказочно богатой России. Но Амалия завистлива не была, к власти не стремилась – и искренне радовалась за свою куда более амбициозную сестру. Чем кончилось «русское счастье» принцессы Вильгельмины (в православии – Натальи Алексеевны), мы знаем.

А Амалия в своем браке была счастлива. Карл Людвиг, за которого она вышла замуж, был добропорядочен, благороден, блестяще образован, к тому же настроен весьма либерально. Маркграфине, открытой, доброжелательной, больше всего на свете нравилось устраивать личную жизнь своих многочисленных родственников и друзей. Недаром ее прозвали «европейской свахой».