превратится из лимонного кружочка в огромный красный апельсин. Волны с белыми гребешками пены ласково набегали на круглые камешки, гладили и без того отшлифованные бока, шуршали галечной мелочью и кокетливо убегали обратно под гомон раскормленных чаек. Ветер играл с волосами и целовал лицо, отчего губы становились солёными. И я, как девчонка, побежала к воде, на ходу скидывая обувь и придерживая длинную юбку. Пусть это было глупо и по-детски, но в это момент я была счастлива. Да, счастье, оно такое, зачастую глупое и непонятное другим. Я намочила ноги и даже немного подол, играя с волнами, убегая от них и догоняя, выискивая ракушки. Нашла парочку с перламутром, одну привязала к своим подвескам в волосах, а во вторую продела шнурок от пояса и оглянулась в поисках Дамиана. Он сидел чуть дальше на большом камне, босиком, с закатанными штанами, подставив лицо солнцу. Глаза были закрыты, руки сложены на колени, а на губах блуждала безмятежная улыбка. Я завязала шнурок с ракушкой на его левом запястье. Он открыл один глаз, повертел браслет так и эдак, признавая годным, легко спрыгнул с камня, поцеловал в щеку и увлек меня за собой в сторону зарослей колючего вьющегося кустарника непрезентабельного вида. Оказалось, что под ним спрятана небольшая лодка с веслами.

Мы плыли на закат, слегка забирая вправо, в сторону скалистого острова, чернеющего на фоне оранжево-розового неба. Весла размеренно шлёпали по воде, покрикивали чайки. Волны плавно качали лодку.

— Как вы познакомились с Кристианом и Себастьяном?

— Мы были совсем мальчишками. — Дамиан белозубо улыбнулся, вспоминая детство. — Мне исполнилось одиннадцать, Себастьяну — десять, а Кристиану — восемь лет. Их привели в один день к моему учителю по фехтованию. Я уже учился у него два года и кое-что умел, был горд собой, своим положением, умением и прочее. Кристиан не хотел учиться сражаться на мечах, он хотел играть со щенком, который остался дома и громко канючил, чтобы лорд Джеромо отвёз его к маме. А Себастьян наоборот молчал и смотрел на всех волчонком. Учитель не стал размениваться на возраст, умение и положение и поставил их двоих против меня. В итоге Тьян повалил меня в пыль и укусил за руку, так как не мог достать мечом, деревянным, конечно. Мы сцепились, а Крис разревелся, после чего получил уже от нас с Тьяном, а мы в свою очередь от учителя. В итоге нас заставили чистить конюшни, всех троих. Потом мы долго косились друг на друга и обходили по дуге. Но как-то раз Крису досталось от компании старше. Били мы их уже втроём, и снова чистили конюшни. С ободранными кулаками, синяками под глазами, разбитыми губами, но в этот раз мы друг на друга не косились, а ржали не хуже лошадей, потому что пять четырнадцатилетних пацанов улепетывали от нас так, что пятки сверкали. Потом мы на спор воровали табак, курили, снова чистили конюшни. А потом случилась рысь. Я болтался на грани, а парни все клумбы под окнами вытоптали, своровали весь табак в округе и закоптили дымом дворцовые стены, за что получили выволочку розгами, и сбегали марафон. Теперь курят только, когда случается что-то из ряда вон выходящее, и не больше одной сигареты. Такой у нас уговор. С тех пор и дружим. Родители Кристиана стали для нас с Тьяном второй семьёй. Но при дворе они не бывают. Мы не желаем привлекать к ним внимание, да и они не рвутся в столицу, их аристократическое общество не привлекает.

— Да, вы словно братья, совсем не похожи внешне, но очень похожи по духу.

Дамиан кивнул, подтверждая мои слова. На берегу светился фонарь. Нас ждали. Дамиан вытащил лодку на берег, отнес подальше от кромки воды, чтобы не унесло. Мы, взявшись за руки, пошли по песку в сторону огня. Нас встречал сухощавый сморщенный старик, настолько древний на вид, что казался ожившей мумией. Его голову венчала корона из перьев, только намного пышнее, чем у Дамиана, а на груди на шнурках и цепочках болталось огромное количество подвесок из камней, дерева, ракушек, костей, стекла и ещё Боги знают чего. Движения его были плавными и величественными, а выражение лица каменно-суровым. В свете фонаря можно было разглядеть черты представителя коренного населения Каото.

— Здравствуй, отшельник Ситх. — Дамиан почтительно склонил голову, я повторила за ним.

— Пришло время моего настоящего имени. Звучит оно как Сикьятэво. Ты достоин. Она достойна. — Величественно проговорил отшельник, и уже загадочно добавил. — Ваш путь к единению ещё не завершен. Много, много вижу сомнений, и боли, гордости и покаяния. Но вы достойны. Ты достоин. Она достойна. — Не менее загадочно закончил он приветственную речь и плавно заскользил в сторону отвесной скалы, что смотрелось по меньшей мере удивительно в сочетании с его возрастом. Именно заскользил, как на коньках по льду, чем любят развлекаться в Северном крае.

Когда мы подошли к скале, я увидела изщербленные каменные ступени, ведущие наверх, немного влажные от морского воздуха, отражающие блики фонаря, и оттого внушающие ещё меньше доверия, чем если бы они были сухими. Дамиан, не колеблясь, вступил одновременно с Сикьятэво на первую из них. Он все делал не колеблясь, не тратя время на сомнения, принимал решение и действовал, и в этом мне ещё стоило поучиться у него. Я стала подниматься по каменной лестнице следом за ними, Сикьятэво поравнялся со мной. Взглянула вперед, там Дамиан, оторвавшийся от меня на пару десятков ступеней, ведёт разговор с Сикьятэво. Тут Сикьятэво, там Сикьятэво. Я остановилась в полнейшем ступоре. Отшельник уставился на меня немигающим взглядом, и мне стало не по себе. Казалось, что все барахло, которое накопилось в голове за двадцать лет жизни сейчас перетрясают на предмет пригодности и раскладывают по кучкам. Вот эта маленькая кучка — это нужное, стоящее, а вот эта большая куча — это хлам для сбора пыли и паутины, это надо выкинуть, остальное протереть, прибрать, а в голове проветрить.

— Спрашивай, дитя. — Приказал он скрипуче.

— У Вас же есть свои Боги. Почему Вы служите в храме Богини Лады, или Леды, как ее называют у нас, на Севере?

— Не те вопросы ты задаешь, дитя. — Старик покачал головой. — Но ты ещё задашь нужные. Потом. Придет время. Ты ещё юна. — Он помолчал немного, а затем предложил мне руку, предлагая на нее опереться. Я не стала отказываться, и мы заскользили по ступеням уже вместе, а перед моими глазами начали мелькать смутные картинки, похожие на полузабытые воспоминания, сопровождамые все тем