– 3873 год. Империя и Хроно истощены затянувшейся войной. Людьми движет въевшаяся за полторы сотни лет доктрина: война – уничтожение отличающихся. В нашем случае идея чуть не привела к гибели мира. Надеюсь, хотя бы воспоминаний Двадцать четвертого Властителя, которые демонстрируют в первый день Университета, еще не забыл, друг мой?

– Последняя битва Войны Вне Времени. Захват Агемо. Порвалось время. Порвалось пространство. Мир порвался, – заученно выдал я доктрину кошмара, ставшего основой союза меж временем и пространством. – Но идея войны живет во все времена. Я далеко не поклонник данной идеи, только должен признать – мы ее служители… мы воюем, чтобы другие жили в мире. Однако она не поглотила нас! И в истории Войны Вне Времени есть те, кто не подвергся тлетворному влиянию идей войны. Тот же Двадцать четвертый Властитель! Он остановил Войну Вне Времени!

– Должен поправить, друг мой. Двадцать четвертый Властитель остановил Войну Вне Времени не потому, что не подвластен идеям войны, а потому, что для него возобладала идея с большим приоритетом – сохранение человечества. Он понял, что мир не достанется никому. Теперь имеется возможность увидеть масштаб катастрофы самим, пусть и за год до конца.

Мы вышли на проплешину на вершине очередного холма. Город, к нашему облегчению, оказался на месте, но узнать его стало практически нереально. Если раньше Тюрк стоило сравнивать с тортиком, то теперь он являлся фейерверком, догорающим последние мгновения. Храм пространства – обгоревший и наполовину разрушенный взрывами скелет прошлого. Вокруг жались друг к другу не благопристойные деревенские домики, но маленькие крепости, окованные сверкающим металлом. Красные трубы мануфактур на периферии города исчезли, вместо них – частокол дозорных вышек. Виднелось поле авиапорта с дирижаблями и авиакоптерами. Луга вокруг города, словно малахитовый небосвод с неисчислимыми серыми и черными звездами кратеров и огненных проплешин.

– Людей, как и их стремления, так просто не изменить, друг мой. Пример тому Семнадцатый Властитель – тот самый, к кому переместился через полторы сотни лет Властитель Двадцать четвертый. Он обладал властью над половиной континента и над третью живущих, но при всем могуществе оставался один! Всего один человек знал о предстоящем и желал пойти против идей, охвативших мир! Вокруг были десятки, сотни тысяч, что жаждали крови. Толпа бы просто не услышала Властителя.

– Но ведь он не допустил Войны Вне Времени, – требовалось возразить, хотя ответ известен.

– Какой ценой, друг мой? Я преклоняюсь пред Семнадцатым Властителем. Он поступил как мудрый правитель – дал людям необходимое: собрал имеющиеся войска, дождался подхода сил противника, запер всех в ущелье и устроил самую кровавую битву, какую знал мир. Он уничтожил почти миллион душ. Обескровил на долгие десятилетия две страны. Во время битвы испарилась с лица земли сотня километров хребта Раздела. Мир треснул. Поле битвы – до сих пор безжизненная пустыня, переполненная аномалиями, – Аномальные пустоши. Хотя подозреваю, даже подобное не принесло бы результата, если бы не грянула Чума Отката на четверть века…

Горы в данном пласте времени тоже отличались. Сначала увиденное я списывал на дурноту от жары и излишнюю насыщенность цветовых гармоник. Но чем чаще взгляд пробегал по хребту Предела, тем отчетливее понимал – громаду окутывает золотистая сеть.

И я упоминал бабочек? Мелкие твари так и норовили врезаться в лицо, не говоря о попытках плотным слоем облепить тебя всего. Счел бы это недурственной маскировкой, если бы они не пытались залезть в самые неподходящие для того места. В комплекте же с пропитанной потом одеждой… Приходилось махать руками, словно ветряной мельнице.

– Чтобы ты понял, друг мой, насколько заразны идеи: самые отъявленные пацифисты мира – Последние, именно они даровали временщикам и пространственникам, тем, кто выжил в единственной битве Войны Вне Времени, Клинки Разрыва. Силу, которой к тому времени никто бы не посмел воспользоваться. В общей сложности тридцать два экземпляра. Первое и последнее оружие, созданное ими.

– Рейм, пока имеется возможность, хотел спросить: твой меч – Вальфейн – Клинок Разрыва… – Я сжал рукоять обозначенного оружия и почувствовал тепло, хотя отклика силы не чувствовалось. – Да поглотит меня Черный замок, на редкость удобная вещь! Словно обладал семью Ветвями Памяти! Использовать силу на расстоянии – нечто! Мечта любого владеющего силой! Но откуда он у тебя? Насколько известно, подобные артефакты – награда за выдающиеся заслуги. После смерти владельца возвращаются в хранилище Властителя или Императора. Что необходимо свершить, чтобы заслужить его?

– Абсолютно верно, друг мой. Выдаются в награду и возвращаются после смерти… если удается найти. Это один из утерянных Клинков.

Я чуть не споткнулся, а Рейм невозмутимо продолжал:

– Получил за несколько лет до выпуска, от одного… крайне несговорчивого временщика. Тогда я спешил помочь Лорн в ситуации подобной нашей… хотя, пожалуй, все обстояло еще хуже. Пришлось довольно долго его уговаривать. Семь кровавых потов сошло, прежде чем пришли к соглашению, что устроило, по большей части, меня. – Улыбка Рейма сегодня с каждым разом выходила все хуже.

– Для тебя война что-то личное? – неожиданно дошло до меня.

– Мой отец погиб на Сезонной войне. Очень надеюсь, что война не заберет у меня Лорн. Теперь давай остановимся. – Рейм, не дожидаясь, рухнул под ближайшее дерево, а после десятка секунд поднял окуляры. – Только и ты боишься… не войны. Нет. Призраков, – не спросил, но вынес вердикт.

– С чего ты решил?

– С самого нападения ты гипертрофированно эмоционален, друг мой. Страх – сильная эмоция, способная затмить разум. Необходимо знать, чего от тебя ожидать.

– Я не совсем чтобы боюсь… – нехотя выдал я, колеблясь. – Скажем так, у меня имелся неприятный опыт… с похожим местом. Там поворот истории поставил общество с ног на голову. Именно там я поседел на половину головы. Главное, там я перестал верить людям. Даже самым близким… – Я поежился. Проклятый выпускной экзамен.

– И теперь призраки… вообще любые аномальные изменения для тебя воплощение самого большого страха.

Страха изменить себе и потерять себя. Боишься попасть под влияние чужих идей. Чужой правды.

Смахнув пот и прикрывшись ладонью от солнца, я поднял взгляд. Пожалуй, погорячился, описывая небо… точнее, только сейчас глаза привыкли достаточно, чтобы различить – голубой полог неоднороден. За исключением белых клякс облаков, лазурную поверхность обезображивали тончайшие, едва видимые огненные полосы, словно рваные шрамы… хотя нет, точнее подходил образ расколотого зеркала.

– Что с того? – Если можно оскалиться взглядом, я это сделал, глянув на Рейма. – Вообще, к чему этот разговор? Для чего забег по прошлому? – И спонтанно добавил: – Что посоветуешь?

– Ничего, друг мой. Иначе это окажется проявлением чужого влияния. Приручение внутренней тьмы сугубо интимный процесс. Но, по-моему, ты уже обладаешь необходимым: совесть и принципы – хороший иммунитет против тлетворного влияния идей.