Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из синагоги Фима вышел задумчивый и уже не такой уверенный в своей правоте, как это было в первой половине дня.
– Поработаю немного у Левинзона, а осенью уеду домой. Мэри писала, что наш мальчик должен появиться к концу сентября. Очень хочу его увидеть первым. Интересно, на кого он будет больше всего похожий? Хоть бы на Мэри, ведь она у меня такая красавица!
Родина встретила Фиму жаркими объятиями. Штетл полыхал в огне. Обезумевшие от горя люди бегали с ведрами воды и обливали еще уцелевшие строения.
Пожарные команды под громогласные звуки сигнальной трубы брандмейстера без устали носились к реке и обратно. Кучера ловко управляли резвыми лошадьми, тянущими за собой на телегах выкидные рукава и ящики с шанцевым инструментом. Погорельцы группами по восемь человек до изнеможения качали водяные насосы, а бесстрашные пожарные, подогреваемые не только огнем, но и всеобщим вниманием зевак, играючи взбирались на крыши домов по трехколенным лестницам-штурмовкам, чтобы баграми срывать уже занявшуюся пламенем кровлю. Карета «Скорой помощи» то и дело доставляла пострадавших в больницу и тут же возвращалась за новыми жертвами разыгравшейся стихии. Огонь с бешеной скоростью перелетал от дома к дому, забирая себе все, что только пожелает его ненасытное чрево. Спалив одну усадьбу, он укреплялся в своей мощи и с новыми силами набрасывался на следующую.
При виде полыхающего штетла Фима без разрешения запрыгнул на линейку пожарной бригады, чтобы как можно скорее оказаться дома.
– Господи, спаси! Господи, спаси! – то и дело повторял он, глядя на хаотично бегающих людей. – Только бы до нас не дошло! Быстрее можешь?! – крикнул Фима кучеру.
– Ишь ты, какой шустрый! Не успел ступить на берег, как начал команды давать. Мы тебе шо, просто так круглыми сутками носим пожарную робу? Ночью в ней спим, не раздеваемся! Сапоги скидываем только по личному разрешению брандмейстера, шобы ни минуточки не потерять, если будет надобно! Мы, в отличие от тебя, кажный день готовимся к сражению с огнем, но сам видишь, не всегда удается эту гадость победить. Вот и сейчас он сильнее нас, да и ветер, как назло, ему в помощь. Сперва люди сообща тушили, а когда поняли, что дело нешуточное, кажный бросился спасать собственное имущество. Твой-то дом где будет?
– Да вон, уже почти приехали! Горит, дядька, и мой дом!
– Сигай на ходу с телеги! Нельзя мне ход сбавлять при такой беде!
Фима понимающе кивнул и спрыгнул с повозки.
Родительский дом уже было не потушить, поэтому спасали имущество молодых. Бабушка выбрасывала из окон все, что попадалось под руку и проходило сквозь оконный проем. Мэри собирала с земли вещи и оттаскивала их на безопасное расстояние.
– Гриня, Белла, бросайте тряпки и помогите тягать наружу Фимин стол с инструментами! – командовал Хацкель. – Он теперь для нас самый ценный.
Фима на бегу обнял измученную беременную жену и бросился на подмогу отцу.
Полыхающий по соседству родительский дом зловеще гудел. Он изгибался от жгучей боли и дрожал всякий раз, когда раскаленный изогнутый гвоздь разрывал обезображенную пожаром деревянную плоть. Словно слезы, разлетались яркие искры, обильно орошая ими двор и крышу новенького Фиминого дома. Вот уже тонкие сверкающие ленты поползли по скату кровли, оплели собой конек и прибитые к нему стропила. На какое-то время они исчезли, но уже через несколько минут вырвались наружу из под деревянных фронтонов, чтобы взбодриться свежим воздухом. Вдохнув ветреной прохлады, языки пламени разгорались с еще большей силой.
С рыданьем и отчаянием доставала Белла воду из колодца, а Гришка выплескивал ее на сруб и тут же возвращался за новой порцией. Капли сырости только раззадоривали пламя. Оно шипело, фыркало от удовольствия и с жадностью слизывало спасительную для дерева влагу.
– Гриня, лей на меня еще разок! – приказал выбежавший из дома Хацкель.
– Сынок, оставь все! Не ходи больше! – взмолилась Фрейда, утирая лицо платком. – Без сундуков проживем, а без тебя нет! Белла, чего стоишь! Не пускай его в огонь!
Белла как по команде бросилась на шею мужу, и в этот момент горящий потолок обрушился, а вместе с ним и надежды на безбедное существование. Все в ужасе замерли.
– Ой! – в один голос заголосили Фрейда с Беллой.
– Ай! – подхватила Мэри, и на свет появился Яша Разумовский.
От пережитого кошмара и неожиданно свалившегося счастья в виде новорожденного Фрейда схватилась за сердце, а Фима упал в обморок. Только сейчас до всех дошло, что сын вернулся домой.
– Нужен врач и повивальная бабка! – завопила в страхе Белла, подбирая с земли ребенка.
– Жена, – посмотри, что вокруг творится! Кто к нам сейчас поедет! Для начала заверни во что-нибудь мальца и отдай матери, а сама иди кипятить воду!
– Где я ее буду кипятить!
– На собственном доме, разумная моя! Вон сколько огня! Ставь ведро на головехи, оно враз согреется.
– Чистые простыни и пеленки в сундуке лежат, – еле вымолвила испуганная Мэри, заворачивая сына в подол. – Я уже давно все приготовила. А Фима, что ли, умер?
– Не переживай, умница заботливая, – шептала побледневшая Фрейда, держась за забор. – Гришенька, полей водичкой на моего внука.
Гриня даже не понял с первого раза, что от него требуется. С выпученными от страха глазами он метался между родственниками и не знал, кому начинать оказывать помощь в первую очередь. Он схватил валяющееся на земле пустое ведро и стал трясти им над лицом юного папаши. Несколько крупных капель плюхнулись на нос и губы, но и этого хватило, чтобы Фима пришел в чувство.
– Живой! – радостно закричал Гришка. – Ты чего завалился и всех напугал! У нас и без тебя дел хватает. Вставай, успокой Мэри. Видишь, она плачет от страха.
Фима медленно приподнялся и на четвереньках дополз до жены. Сообща невестку с ребеночком уложили на телегу, подбросив туда для мягкости побольше соломы и лоскутное одеяло. Какая-никакая, а кровать. Мэри ласково прижала малыша и дала ему грудь.
– Можно на него еще раз посмотреть? – попросил Фима.
– Конечно, только больше не падай в обморок.
– Обещаю. Мэри, а с нашим сыном все нормально?
– Думаю, да. Сейчас послед отойдет и можно будет перевязывать пуповину. Мне так мама объясняла.
Фима осторожно приподнял уголок льняной простыни. Новорожденный преспокойно лежал и сосал грудь, обхватив ее маленькой сморщенной ручкой. Фима лег рядом с женой и закрыл от счастья глаза.
– Ой-ой-ой, какое непоправимое горе! – завизжала от страха Лея, увидев лежащих рядом супругов с окровавленной простынью. Сгорели все разом! Померли миленькие!
– Тфу на тебя, дурная баба, – оборвал бурные фантазии Хацкель. – Слава Богу, все живы и даже еще больше!
– Это как? – оторопела Лея.