– Почему именно с голубой каемочкой?

– У нас так говорят. Это когда все желания и капризы исполнены, и хотеть больше нечего, начинаешь еще больше капризничать: хочу голубую каё-ё-ё-мочку-у-у!

– Ой, как вкусненько! Что это?

– Это халва, это лукум, а это щербет. Пока хватит, а то объедимся. В следующий раз что-нибудь еще придумаю.

– К этим сладостям чая не хватает, – сказала Итфат. – Я угощу тебя популярным у нас напитком.

На этот раз жрица уже уверенно подошла к цилиндру, слегка наклонилась, опустив голову, а затем одним движением вскинула руки до уровня плеч, согнув их в локтях, и распрямилась. Из цилиндра незамедлительно выдвинулись сегменты с двумя аккуратными чашечками и высоким кувшинчиком с длинным горлышком.

– Фати, что это ты сейчас изобразила? – спросила Матильда.

– Даже не знаю, у меня это получилось само собой, – ответила Итфат. – Мне кажется, таким жестом я уже неоднократно пользовалась. И кажется, я догадываюсь, зачем он нужен.

– И зачем же он, зачем?

– Похоже, он мгновенно активирует движочек-рычажочек.

– Интересно, дай-ка я испытаю.

Матильда встала и повторила жест Итфат.

– Да, что-то такое чувствуется. Но почему ничего не происходит?

– Так ты наверно ни о чем не думала в этот момент. Когда движочек активирован, надо задать установку, заднюю мысль, для осуществления задуманного.

– А, ну да, я ничего не задавала.

– И не надо. С задними мыслями и движочком следует обращаться осторожно.

– Понятно дело. Ну, давай попробуем твой напиток, – сказала Матильда, взяв одну из чашечек. – Какие калямбочки!

– Что-что, какие-какие?

– Калямбочки, говорю, маленькие чашечки.

– Они маленькие, потому что напиток производит действие, его нужно пить понемножку.

– Какое действие?

– Сейчас узнаешь.

Итфат разлила напиток по чашечкам, и они приступили к церемонии. Матильда хмыкала то и дело, отпивая из своей чашки.

– Что-то не пойму. Что-то напоминает, не пойму что, – сказала она.

– Это чай на травках, – ответила Итфат.

– Хх-мм. Еще по калямбочке?

– Ладно, – Итфат снова наполнила чашечки.

После второй глаза у Матильды заблестели, и она заметно оживилась.

– Фати. Это что такое, а?

– Я же тебе сказала, чай на травках.

– На травках, говоришь? На безобидненьких, таких, травках?

– Ах-ха-ха! Тили, ты не подумай, этот напиток не вводит в измененное состояние сознания и не вызывает привыкания.

– Травки-травки, безобидненькие травки. Еще по калямбочке?

– Тили, ты смотри осторожней. Напиток живительный, но его много нельзя.

– Вот-вот, мне надо оживиться. Снять стресс. Наливай.

Итфат налила и себе, и ей.

– А ты не натворишь ничего с реальностью?

– Не знаю. Посмотрим.

– Тили-Тили!

– Ага! Теперь моя очередь тебя пугать! Еще по калямбочке?

– Все, больше нельзя, а то я не знаю, что заведу с тобой делать. Ты слишком экспрессивная дива. Не забывай, где мы находимся.

– Ладно-ладно, я пошутила, – сказала Матильда. – Славный напиточек. Я прямо духом воспряла. И вот, представляешь, прямо так и хочется чего-нибудь сотворить с этой зловредной реальностью. Не все же ей с нами играться.

– С реальностью шутки плохи, сама знаешь.

– Да, но Фати, мне тут подумалось, почему бы нам не запустить сновидение с помощью наших движочков?

– И что будет? И что из этого выйдет?

– Но ты же сама удивлялась, почему остановились манекены. И говорила, что сновидение должно крутиться, поскольку мы как наблюдатели здесь присутствуем.

– Может, лучше бы ему и не крутиться, а то как бы хуже не стало.

– Но ведь в таком подвешенном состоянии, когда ничего не происходит, мы можем здесь всю жизнь проторчать! В жизни должна быть движуха, а не томное чаепитие.

– Хей-хей! Тили, мне нравится твое настроение.

– Только я сначала хочу разобраться. Вот ты говорила, что в пространстве сновидений внимание смотрит сон как зритель, а в реальности живет как персонаж, так?

– Так.

– А в чем разница между зрителем и персонажем?

– Зритель просто смотрит, а персонаж участвует.

– Но ведь сон можно не только смотреть, но и участвовать в нем?

– Умничка, девочка Матильдочка. Внимание в сновидении может быть как зрителем, так и участником. Бывает, просто смотришь сон, будто летаешь в кино, а бывает, участвуешь в нем, будто живешь во сне.

– А в чем тогда разница между зрителем и наблюдателем?

– Зритель просто пассивно смотрит, а наблюдатель и смотрит, и участвует.

– А в чем тогда разница между наблюдателем и персонажем?

– Какая ты дотошная. Наблюдатель – это осознанный участник. Если, будучи участником, ты спишь во сне, тогда ты бессознательный персонаж. Если спишь в реальности, то же самое, ты такой же несамостоятельный персонаж, кино владеет тобой. А если просыпаешься, в сновидении ли, наяву, неважно, то становишься наблюдателем, то есть, самостоятельным, осознанным индивидом.

– А в чем тогда разница между реальностью и сновидением? Ты ведь говорила, что мы сейчас в пространстве сновидений как в кино. А теперь и о реальности говоришь: кино владеет тобой.

– Тили, это уже очень сложный вопрос. Если мы найдем на него ответ, реальность может нас вообще уничтожить. Она не любит раскрывать свои секреты. А это ее самый большой секрет. Ты не боишься?

– Нет не боюсь нет не боюсь! Я больше всего боюсь остаться здесь навсегда.

– Ладно, один из ответов известен, я его уже называла. В пространстве сновидений все покоится, как в статичном ландшафте, пока никто не смотрит. Но как только сюда проникает внимание сновидящего, для него тут же запускается время как движение кадра и сновидение как кино. В реальности наоборот, кино крутится само, а сновидящий живет в нем.

– Так ты считаешь, мы и в реальности сновидящие?

– Ну конечно, мы же с тобой это обсуждали. Обычные люди спят, и потому они персонажи. А у видящих реальность обратная привычка, и потому они наблюдатели.

– А мы сейчас кто?

– Мы с тобой, скорее, наблюдатели, поскольку проснулись и понимаем, где находимся.

– Так. Значит. В реальности кино крутится само, а мы в нем живем. В метареальности наоборот, кино запускается нами. Но ведь мы здесь, в метареальности, не только вниманием присутствуем, но и живем здесь! Почему запустить не можем? Или потому и не можем, что живем здесь?