Вельзевей заткнул пальцами уши и до самого дома ничего не слышал. Когда они остановились около особняка, он протянул водителю кредитку. Тот аж подскочил на сидении.

– Ты мне пластмаску не суй. Деньги давай.

На счастье у Вельзевея оказалось немного наличности. Таксист сгреб все себе и напутствовал пассажира такими словами.

– Как там у вас говорят: «Без расставаний не бывает встреч». Бывай, папаша. Не чихай.

Вельзевей ждал, когда ему откроют дверь, но, по-видимому, это не входило в обязанности таксиста. Тогда он вынул платок и осторожно, чтобы лишний раз не дотронуться до чего-нибудь, выскочил наружу. Внутри продолжал ораторствовать водитель.

– А может мне тоже заделаться артистом? Подамся к вам. Я много чего знаю. «Быть или не быть?» «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», – неслось вслед Вельзевею. – Эй, папаша, «почем опиум для народа»?

И тут Вельзевея прорвало. Он развернулся и выставил перед собой руку. Его тонкие пальцы медленно зашевелились. Из них в сторону такси потекли тягучие волны.

– Сделайся нем как рыба, – прошипел Вельзевей. – Пусть исчезнет твой поганый рот.

Доносившиеся из автомобиля восклицания разом оборвались. Вельзевей видел, как округлились глаза шофера. Тот схватился за лицо, и стал испуганно его ощупывать. Там, где только что находился рот, был сплошной подбородок. До самого носа! Вельзевей взмахнул рукой еще раз. Водитель заметил его жест и, не дожидаясь, что произойдет, в немом испуге рванул с места. Покрышки его автомобиля завизжали на повороте, и машина скрылась.

Вельзевей злорадно усмехнулся.

– Так будет с каждым, кто посмеет смеяться надо мной.

Однако вечер был испорчен окончательно, и раннее возвращение домой было тому доказательством.

Вельзевей повернулся к дому и, подняв трость, постучал по бронзовой табличке. Барельеф изменился на профиль Вельзевея, распахнулась чугунная калитка, а следом за ней – массивная дверь парадного входа, входить в которую разрешалось только ему – Вельзевею I. Все прочие попадали в дом через черный ход с боковой улицы.

Дом встретил хозяина мертвой тишиной. Лишь его собственные шаги гулко разносились по пустынной темноте. При его появлении справа на высоком резном постаменте затеплился свет. Он разгорался и вскоре осветил высокую прихожую – старинный мозаичный паркет, деревянные панели стен и убегающую вверх мраморную лестницу. Свет исходил от лампы-медузы, что переливалась мягким голубым свечением и подрагивала длинными ветвистыми щупальцами.

Вельзевей снял цилиндр и тотчас из темного угла выплыла тень. Старый убеленный сединами торшер приблизился к Вельзевею и застыл за его спиной.

– Как дела? – спросил хозяин. – Как прошел день?

– В столовой украли три серебряные ложки, на подоконнике написали неприличное слово, – с тихим старческим вздохом ответил торшер.

– Значит, все как обычно. Ничего нового.

– Да, хозяин.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, хозяин, – он принял трость и цилиндр и так же беззвучно скрылся в темноте.

Стоило Вельзевею встать на лестницу, как та пришла в движение. Подобно эскалатору, ее зеленоватые ступени поплыли наверх. Туда же двигались мраморные морского цвета перила. Добравшись до верхней площадки, они каскадом обрушивались вниз, чтобы снова начать своей бесконечный бег. Повинуясь общему движению, плыла вверх лампа-медуза, и чем выше она поднималась, тем ярче горела. Вельзевей любовался ее светом и несколько раз дотронулся до ее щупалец. В ответ медуза слегка уколола его. Вельзевею нравилось это ощущение – будто электрический ток покусывал его пальцы.

Двигаясь по спирали, лестница пронесла Вельзевея мимо череды стеклянных шкафов и поставила на площадку второго этажа. Ступени остановились. Люстра-медуза медленно угасала. В ее потухавшем свете Вельзевей порылся в карманах и достал несколько монет. Позвенев ими, он подошел к стоявшей поблизости колонне. На ее верхушке возникло едва уловимое движение. Оттуда на Вельзевея уставились три пары хищных глазок. Три серебристые ящерицы, которых привлек звон металла, резкими зигзагообразными движениями спустились вниз, схватили по монете и умчались обратно.

– Красавицы мои, – похвалил их Вельзевей. – Как вам надоели эти бесконечные посетители. Ничего, скоро все закончится, и тогда я никому не позволю вас беспокоить.

Их серебристые хвосты исчезли под потолком, и Вельзевей двинулся дальше. В этот миг на улице раздался визг тормозов. Хлопнула дверца автомобиля, и по дорожке послышался звук торопливых шагов. Дверь, в которую позволялось входить одному лишь Вельзевею, открылась.

Погасшая было, медуза снова засветилась и выхватила из темноты появившегося на пороге маленького растрепанного человечка, на голове которого кое-как примостилась форменная шоферская фуражка. Человечек спешил со всех своих коротеньких ног. Заметив Вельзевея, он кинулся наверх.

– Хозяин, простите. Я не виноват. Это все они… эти полицейские. Они остановили меня. Я говорил, но они не слушали. И вот, я не успел.

Короткие ножки человечка семенили по ступеням, но в отличии от Вельзевея, лестница приняла нового посетителя далеко не так благосклонно. Ноги человечка утопали в мраморных разливах. Не раз он плюхался в набежавшую волну, но опять поднимался и бежал дальше. Когда наконец человечек взбежал на площадку, где стоял Вельзевей, то совершенно выбился из сил. Его лицо было красным. В башмаках чавкала вода, брюки промокли.

– Где ты был? – холодно спросил Вельзевей.

– Я…, я, – запинаясь заговорил человечек. – Я ехал к вам, но меня остановила полиция.

– Почему?

– Я поставил мигалку не того цвета и они…

– Я спрашиваю, почему ты такой идиот? Почему я должен терпеть твои бесконечные глупости? Благодари свою сестру и мою жену, что я еще разговариваю с тобой. Иначе давно бы обретался по помойкам. Ты ни на что не способен! Знаешь ли ты, что мне пришлось вытерпеть из-за тебя? На чем мне пришлось добираться домой?

– Простите, господин, – жалобно ныл шофер. – Я больше не буду.

– Да, по крайней мере сегодня ты больше не испортишь мне настроение. Скройся!

В бешенстве Вельзевей пнул шофера ногой. Тот покатился с лестницы, ступени которой превратились в гладкую скользкую горку. По ней, догоняя и подталкивая горемыку, устремились потоки воды. Как ни старался тот зацепиться хоть за что-нибудь и остановить падение, ничего не получалось. Лишь докатившись до входной двери, он сумел встать на ноги, и тут был сбит низвергшимся со второго этажа водопадом. Водяной поток вынес шофера в открытые двери, где оставил мокрого и униженного роптать о своей доле.

– Тряпка! Размазня! – с презрением произнес Вельзевей. – Вокруг одни болваны.

Из темного угла внизу вышел неторопливый торшер. Не спеша сантиметр за сантиметром, он вытер воду и удалился на свое место.