Прежде чем выбрать дачу в качестве временного убежища, Забродов убедился, что за ним нет никакой слежки, точнее, ему пришлось избавиться от хвостов проверенным дедовским способом. В первую очередь, он перестал ездить на «бьюике», оставив его во дворе, и в основном пользовался метро. Убедиться, что за ним следят, было нетрудно. В одном магазине ему удалось вычислить двух молодчиков, цепко державших его взглядом, замаскированных под обыкновенных праздношатающихся безработных.

На дачу Илларион поехал на электричке. В крайнем случае, как предполагал Забродов, пришлось бы дать бой в лесу. Приятель рассказал ему, что от станции до садового товарищества идти семь километров, причем через лес. Там бы Илларион без проблем вычислил подозрительных дачников. Но никакого боя давать не пришлось, потому что Забродов запутал слежку еще в центре Москвы, когда забежал в подъезд и вышел оттуда через черный ход. Даже если они догадались через пару минут, что их обвели вокруг пальца, то Иллариону вполне хватило этого времени, чтобы благополучно скрыться в метро…

Хотя еще была осень, всю ночь валил густой зимний снег. В доме было прохладно, поэтому Забродов взял из подвала заранее заготовленный сухостой, стружку и протопил печь. Там же он приготовил себе и гречневую кашу, такую, что пальчики оближешь. На свежем воздухе у Забродова проснулся зверский аппетит.

«Вот и ехать никуда не надо, — радовался Илларион, сидя у горячей печи и подбрасывая дровишки. — Моря-океаны. Все под рукой. Оказывается, нет ничего лучше и удобнее, чем дача в Подмосковье. Сел на электричку, сорок минут в пути, прогулялся по лесу, и ты уже на месте. Здесь действительно чувствуешь себя как дома. Такой чистый воздух. Удивительно, как еще на этом не сделали бизнес. В Москве такая загазованность, что невозможно дышать. И везде, куда ни глянешь, однообразные мрачные рожи».

Забродов сидел на веранде и чистил себе картошку на обед. Ему требовалось время, чтобы обдумать план своих дальнейших действий. В одном он не сомневался и считал, что поступил правильно, согласившись работать на Орбели, чтобы держать в узде Короткова. Понятно, что в душе Забродова воротило от этого сброда и что Орбели, Кещяну и Короткову он бы и руки не подал, даже если бы те тонули. Но в интересах дела нужно было отбросить все лишние переживания и эмоции. По крайней мере, генерал Федоров одобрил занимаемую им позицию и потребовал, чтобы Забродов докладывал о каждом своем шаге и до поры до времени не устраивал разборок со стрельбой и поножовщиной. Илларион понимал, что современные законы в большинстве случаев отмазывают от справедливого возмездия не мирных и порядочных граждан, а воров и бандитов. Давно можно было бы очистить Москву от всякого сброда, но, по всей видимости, в этом были не все заинтересованы.

Забродов понимающе хмыкнул и опустил очередную картофелину в миску с холодной водой. Глянув за окно, он покачал головой, словно погода его разочаровывала. Снег шел стеной. Появились сугробы. Весь огород и дороги накрыло снежной шапкой. Илларион удовлетворенно подумал, что никто не станет его здесь искать и что все дороги замело так, что любой грузовик увязнет. К тому же вскорости обещали потепление, и тогда уж точно дороги превратятся в чавкающую хлябь, с которой ни один внедорожник не справится.

Илларион планировал отсидеться на даче несколько дней, в течение которых он разработает план действий. Сомнений не возникало, что прежде чем добраться до Орбели, нужно брать с поличным Кещяна, благо, номера его машины и место дислокации были известны. В том, что секретарша Кещяна держала свой рот на замке, Забродов не сомневался. Она в таких жерновах оказалась, что ей выгоднее всего помалкивать и выполнять свою нехитрую работу. Вероятнее всего, особенно после того, как Илларион доложил Орбели о встрече с Коротковым, они думают, что он исполнительный идиот, которого достаточно припугнуть, и он выполнит всю грязную работу.

Обед у Иллариона был нехитрым. Он сварил картошку в мундирах, начистил чеснока и нарезал кольцами «краковскую» колбасу. Старательно работая челюстями, он все не мог перестать думать о Кещяне и прочем армянском сброде, который нынче заполнял его сознание и жизнь.

«Вот и смысл бытия появился, — раздраженно подумал Забродов. — Вместо того, чтобы заниматься своими делами, я по уши втянут в это дерьмо и теперь вынужден им заниматься, если, конечно, не хочу занять свободное место на кладбище».

Пообедав, Илларион лежал на кровати и размышлял над планом действий. У него не возникало никаких сомнений, что Орбели и компанию нужно утихомирить в кратчайшие сроки, иначе потом такого наворотят, что Москву не узнаешь, да и Россию тоже. Еще у него были сомнения в том, что все действующие лица находятся на авансцене. Как водится в таких случаях, «серые кардиналы» управляют исподтишка через подставных лиц, так что не исключено, что Орбели всего лишь шестеренка в общем механизме.

Сверившись с расписанием электричек, которое Илларион заблаговременно припрятал во внутреннем кармане куртки, он решил, что дождется темноты и тогда вернется в Москву. Основная опасность заключалась не в возвращении в город, а, скорее, в том, что Забродов не знал длины коррупционных цепочек армянской мафии. Армяне, по его мнению, умели налаживать связи в политических и экономических кругах, причем далеко за пределами своей страны. Возможно, этим и объяснялся тот факт, что несмотря на малочисленный состав, армянская преступная группировка представляла собой грозную силу.

«После сытного обеда не грех и вздремнуть», — довольно подумал Илларион, расположившись на жестком матрасе. Пока он спал, за окном стемнело. Небо налилось чернотой, и высыпали первые звезды, словно кто-то рассыпал мешок с бисером.

Внутренние часы работали у Забродова безотказно. Еще с юношеских лет он приучил себя к дисциплине, поэтому он проснулся в точно определенный для себя час. В комнате уже было темно, как в наглухо застегнутой сумке. Илларион зевнул, посмотрел на фосфоресцирующие стрелки часов и удовлетворенно крякнул. Проснулся тютелька-в-тютельку.

Резво вскочив с кровати, словно по сигналу тревоги, Илларион сделал простенькую зарядку, после чего надел куртку, оправил брюки, выглянул в окно и, убедившись, что снова пошел снег, вышел из комнаты на веранду. Там было на порядок холоднее. Его рюкзак лежал на диване. Илларион, не зажигая света, чтобы не привлекать лишнего внимания, достал из рюкзака пистолет и засунул его за пояс. Понятно, что не оберешься неприятностей, если рядовой мент попросит документы и рискнет обыскать, но, с другой стороны, у Забродова могут возникнуть куда большие неприятности, если по нему откроют пальбу люди Кещяна, а он в это время будет рыться в рюкзаке в поисках пистолета. В общем, перспектива стать трупом Иллариона не прельщала.

Входная дверь тихо скрипнула, и Забродов, стараясь не шуметь, выскользнул наружу. Снег бесшумно падал на землю, словно краска ложилась слоями под кистью художника. Забродов закрыл дверь, а ключ спрятал под железной бочкой, стоявшей на бордюре. Именно так он условился с приятелем.

В садовом товариществе было безлюдно. Ни одного огонька в окнах дач. Это и понятно, какой сумасшедший попрется на дачу в такие холода, разве что отчаянный садовод-огородник, фанат своего дела, которому и двадцатиградусный мороз нипочем. Хлопнет для обогрева грамм двести и айда лопатой или кайлом махать, согнувшись над своими ненаглядными сотками.