– Конспиратор из тебя никудышний, Ириска, – стегает Ромео.

– Ваши меню, – объявляется служащий и кладёт перед нами электронные планшеты. – На кого оформляем заказ?

– Голдман, – молниеносно отвечаю я и протягиваю руку – с чипом.

Служащий тянет терминал навстречу и считывает мой личный код. Объявляет:

– Депозит оформлен, благодарю, мисс Голдман. Вы определились с заказом?

– Может, возьмём мороженое? – предлагаю я, смотря на Ромео.

Он довольно улыбается.

– А я хочу, – Ирис долго листает сенсорные страницы электронного меню, – я хочу кофе, наверное, с молоком, да, и ещё… – она опять тычет пальцем в экран, – ещё эклер…

– Ты не следишь за фигурой? – перебиваю её, – то-то я начала замечать лишние сантиметры.

Ложь.

– Правда? – спрашивает Ирис. – Но я не поправилась…

– Значит, просто показалось, – соглашаюсь я, но соглашаюсь слишком быстро и мягко, подруга понимает – есть подвох.

Тощая девочка передо мной обрастает выдуманным объёмом, становится необъятным комом комплексов. Не слишком ли жестоко, Карамель? О, ты не должна об этом думать.

– Один кофе, без молока, – говорит подруга в сторону служащего.

– Три кофе, – поправляет Ромео.

Служащий откланивается.

Смотрю на стены кофейни, смотрю на растянутые по ним иллюстрации Нового Мира, смотрю на мосты.

Представляю Беса.

Маленький Бес стоит на одном из мостов и машет мне рукой.

Ирис знала, куда меня ведёт. Палач занёс свой топор.

Отрываю взгляд от моста на стену неподалёку, где изображено Здание Комитета Управляющих. Даже здесь. Даже здесь оно наблюдает. Подглядывает. В обычных кофейнях и ресторанах столики расположены близ окон, через которые реальный пик Комитета взирает на граждан. Здесь же – его не имеющая объёма копия.

Возвращаюсь к друзьям: Ирис дотошно оглядывает себя (должно быть, в поисках лишних сантиметров), пустые, ничего не выражающие глаза Ромео в очередной раз буравят пустоту перед собой; сошлись две пустоты, преспокойно глядят друг на друга.

Всё идёт своим чередом. Всё правильно. Всё правильно, Карамель? Ты поступаешь верно? Твоя подруга ментально больна, разве не так? Тебе следует помочь ей. Нет. Тебе следует обезопасить себя. У твоей подруги есть секреты – секреты от подруги, от семьи и, значит, от государства. У твоего партнёра есть секреты. Почему он никогда не торопится домой? Почему не рассказывает о семье? Откуда у него шрамы на лице? У твоего дяди есть секреты. Куда он запропал в твой день рождения? Почему скрывается? Отчего мать находит его ненадёжным? У твоего отца есть секреты. Кто та девушка из видео? Кому он однажды помог? У твоей матери есть секреты. Что за пятая таблетка, которую она принимает? У твоего водителя есть секреты. Что у первого, что у второго. Они обманывают тебя и обманывают откровенно. У тебя есть секреты, Карамель. У тебя есть секреты, Карамель? У незнакомца, что шёл в разукрашенной дыхательной маске и повстречался тебе на Золотом Кольце, точно есть секреты. У преследующего его Патруля – тоже. У кого их нет? Перебираю знакомых, представляю людей. На ум приходят Левиафан, с которыми я впервые повстречалась днём ранее. Их семья обходит все конфликты и споры, они никогда не прибегают к рекламе (и тем более грязной), они избирательны в окружении (потому не дружат с Голдман?) и никогда не попадают под взгляд общественности. Их обсуждают в Вестнике, но обсуждают со стороны порядочных граждан – они всегда на высоте, всегда поступают правильно, всегда выглядят идеально, всегда уверены в своих действиях, живут по законам, живут по Своду Правил. Левиафан – вот, кто идеален. Но никак не Голдман, как могла себе представить я. Отец подытожил, убедил: всё, о чем он говорил, что взращивал – бутафория. Голдман – лжецы. Влиятельнейшая семья Нового Мира, это тоже враньё?

Успокойся, Карамель.

Кара.

Контролируй мысли.

Представляю Беса.

Представляю человека в дыхательной маске и с улыбкой. Представляю водителя с янтарными глазами.

Кто ты, когда на тебя никто не смотрит?

Он знаком с дядей? Получается, что знаком…Чтоб тебя, как я не догадалась раньше?!

– Карамель, мать твою, Голдман, что с тобой? – вскрикивает перепуганная Ирис.

Ответно пугаюсь восклицанию и подскакиваю с места, ощущаю скользящую под носом влагу, касаюсь её – кровь отпечатывается на пальцах и падает на стол. Кап. Кап.

Нет-нет-нет.

– Всё в кровище, Голдман! Позовите помощь! – кричит Ирис.

Ирис, молчи.

Быстро смотрю на Ромео – он всё понимает; и сбегаю в уборную. Ирис затихает – Ромео бьёт её под столом.

Вся уборная в зеркалах. Зеркала на каждой стене, зеркала на полотке. Смотрю на нескольких себя. Смотрю, как кровь в тысячекратном количестве ползёт к губам и, разволновавшись от её вида, рвусь к кабинке. Чувствую, что меня выворачивает. Успеваю зайти и повалиться на колени.

Рвёт.

Внутри кабинки панорама чёртова города. Новый Мир не даёт уединиться. Новый Мир наблюдает, как меня выворачивает от мыслей о нём. Чем не государственная измена? Паук поймал меня. Я в паутине. Попалась.

– Карамель! – зовёт Ромео от дверей в уборную. – Ты в порядке?

Не отвечаю.

– Карамель? – вопросом повторяет мой друг.

Оставив былое без ответа, отзываюсь:

– Я здесь.

Ромео молчит. Наверное, думает, нужно ли повторять вопрос, если я проигнорировала его однажды. Оставляю кабинку и подхожу к раковинам, набираю воду, чтобы прополоскать рот. Как же эта вода воняет, сил моих нет! Сил и терпения. Отчего она такая мутная, отчего такая пахучая? Она пахнет сладким, отчего?

– Буду ждать тебя за столиком, – говорит Ромео из коридора.

Умываюсь.

Ноги подкашиваются, и я хватаюсь за край раковины. Капли воды бегут вместе с кровью из носа, ударяются о кафельный пол и эхом уповают в ушах. Я закрываю глаза, но вижу перед собой воду. Горло стягивает. Удары в стороне. Удары по двери.

«Мы ваши Создатели», – утверждает некто; замолкает в ту же секунду, как дверь в уборную открывается.

Мои глаза следом.

Смотрю на Ромео. Плечи его пиджака сбиты, сам навострён. Он выбил дверь, серьёзно?!

– Вынужденные меры, сладкая девочка, прости, – говорит юноша.

Перевожу взгляд на собственное отражение. Кровь уже спустилась к губам. Кап. На них. Кап. Дотягиваюсь до бумажных полотенец – Ромео опережает: отрывает лист и прикладывает его к моему лицу. Полотенце напитывается алым, тает. Кап. Ему не противно? Стараюсь не думать о том. Кап.

– Я испугался за тебя, – признаётся юноша.