Никто не мог предсказать, в каком направлении повернет страна с восшествием на престол сорокадвухлетнего принца. Несколько десятилетий Хулиан, не допускавшийся отцом до настоящей политики, исполнял исключительно представительские функции и никак не обозначал своего отношения к религии. Хотя большинство экспертов считали его большим либералом, чем отец, доподлинно ничего известно не было.

Теперь все должно проясниться.

В свете кошмарных событий в Бильбао и неспособности короля по состоянию здоровья выступить перед народом у принца не осталось выбора: он должен был дать публичную оценку произошедшего.

Несколько высокопоставленных государственных деятелей, включая премьер-министра страны, уже выступили с лаконичным осуждением убийства, но воздержались от подробных комментариев. Они ждали заявления из дворца, предлагая таким образом расхлебывать все Хулиану. Гарза прекрасно их понимал. К событиям причастна будущая королева Амбра Видаль. Это делало ситуацию столь взрывоопасной, что мало кто желал в нее ввязываться.

Принца Хулиана сегодня ждет испытание на прочность, думал Гарза, быстро поднимаясь по ступеням большой дворцовой лестницы к королевским апартаментам. Принцу понадобится совет. Отец не может ему помочь. Значит, помочь должен я.

Гарза миновал просторный холл, подошел к покоям принца. Помедлил немного и постучал.

Странно, подумал он, не услышав ответа. Я точно знаю, он у себя. Агент Фонсека из Бильбао доложил, что принц звонил из своих покоев и беспокоился о судьбе Амбры Видаль, с которой, слава Богу, все в порядке.

Гарза снова постучал и еще больше забеспокоился, опять не получив ответа.

На свой страх и риск он открыл дверь и вошел.

– Дон Хулиан? – В покоях было почти темно, если не считать мерцающего экрана телевизора в гостиной. – Где вы?

Гарза прошел чуть дальше. Принц одиноко стоял в темноте – неподвижный силуэт у окна с видом на залив. Он был в безукоризненно сшитом официальном костюме: судя по всему, не переодевался после сегодняшних встреч, только чуть-чуть ослабил узел галстука.

Гарза замер в нерешительности. Отрешенный вид принца встревожил его. Похоже, принц потрясен до глубины души.

Гарза кашлянул, чтобы дать знать о себе.

Принц заговорил, не отворачиваясь от окна.

– Я звонил Амбре, но она не стала со мной разговаривать. – В его голосе звучало скорее недоумение, чем обида.

Гарза не знал, что ответить. Тут такое творится, а принц думает только об Амбре, отношения с которой с самого начала казались странными.

– Полагаю, сеньорита Видаль до сих пор переживает шок, – успокаивающим тоном заметил Гарза. – Агент Фонсека скоро доставит ее сюда. И вы спокойно все обсудите. Позвольте добавить: я несказанно рад, что она в безопасности.

Принц Хулиан рассеянно кивнул.

– Убийцу уже выследили. – Гарза попытался сменить тему. – Фонсека доложил, что террориста вот-вот обезвредят. – Он намеренно употребил слово «террорист», чтобы вывести принца из оцепенения.

Но принц лишь снова равнодушно кивнул.

– Премьер уже осудил убийство, – продолжил Гарза. – Но правительство рассчитывает, что вы тоже выскажетесь… учитывая, что сеньорита Видаль оказалась в самом центре событий. – Гарза выдержал паузу. – Понимаю, ситуация неприятная, вы помолвлены, но, думаю, можно просто сказать, что, мол, больше всего вы цените в невесте независимость. Безусловно не разделяя взглядов атеиста Эдмонда Кирша, Амбра как директор музея сочла своим долгом принять участие в мероприятии. Буду рад набросать тезисы в этом ключе, если не возражаете. Заявление следует сделать до утренних выпусков новостей.

Хулиан, по-прежнему глядя в окно, произнес:

– Заявление обязательно надо составить с участием епископа Вальдеспино.

Гарза стиснул зубы, пытаясь скрыть раздражение. После Франко Испания – estado aconfesional[45]. Это значит, что у страны больше нет государственной религии и церкви совершенно не обязательно вмешиваться в политику. Но дружба Вальдеспино с королем сделала епископа необычайно влиятельным в том, что касалось текущих дел дворца. К несчастью, жесткая политическая линия и религиозное рвение Вальдеспино оставляли слишком мало пространства для дипломатического маневра. У епископа не хватит обыкновенного такта, который просто необходим, чтобы справиться с критической ситуацией.

Тут нужна тонкость, а не догматизм и нетерпимость.

Гарза давно понял, что кроется за внешним благочестием Вальдеспино: епископ служит своим интересам, а не Богу. До сих пор Гарза смотрел на это сквозь пальцы, но сейчас, когда баланс сил грозил измениться, близость Вальдеспино и Хулиана становилась опасной.

Слишком опасной.

Гарза знал, что Хулиан всегда относился к епископу как к члену семьи. Вальдеспино для него скорее мудрый опекун, чем церковный владыка. Как ближайшему другу короля, Вальдеспино было поручено следить за духовным развитием юного Хулиана, и епископ отнесся к этому со всем рвением – он контролировал учителей Хулиана, наставлял юношу в вопросах веры и даже давал советы в делах сердечных. И хотя Хулиан и Вальдеспино давно не общались с глазу на глаз, между ними сохранилась крепкая, почти родственная связь.

– Дон Хулиан, – спокойно заговорил Гарза, – я убежден, положение дел сейчас таково, что нам с вами лучше искать выход без участия третьих лиц.

– Вы уверены? – услышал он голос у себя за спиной.

Гарза обернулся и с удивлением разглядел в темноте сидящего в кресле человека в епископском облачении.

Вальдеспино.

– Позвольте заметить, командор, – тихо заговорил епископ, – мне казалось, именно вы должны понимать, насколько необходимо сегодня мое присутствие.

– Сейчас речь идет о политике, а не о религии, – стоял на своем Гарза.

Вальдеспино усмехнулся:

– Похоже, я сильно преувеличивал вашу политическую прозорливость. Из сложившейся ситуации есть лишь один выход. Мы должны немедленно заверить народ Испании в том, что принц Хулиан – глубоко религиозный человек, что будущий король Испании – истинный католик.

– Согласен. Мы обязательно упомянем о том, что дон Хулиан человек верующий, в его заявлении для прессы.

– Когда принц появится перед прессой, необходимо чтобы рядом был я, чтобы моя рука лежала на его плече – как мощный символ единения монархии и церкви. Этот образ подействует сильнее любых слов, которые вы напишете. – Гарза был взбешен. – Мир стал свидетелем жестокого убийства на испанской земле, – продолжил Вальдеспино. – Перед лицом насилия ничто так не утешает, как длань Господня.

Цепной мост Сечени – один из восьми в Будапеште – простирается на триста с лишним метров, соединяя берега Дуная. Связующее звено между Востоком и Западом, он считается одним из самых красивых мостов в мире.