Рабирий недолго удержался в своей министерской должности в Египте. Дворцовый переворот или раздражение народа в Александрии заставили его бежать. В Риме его и Габиния ждали уголовно-политические процессы. Габиния судили сначала за нарушение воли сената и народа римского, то есть за экспедицию в Египте, и оправдали; по второму обвинению его судили за взятки и осудили – он поспешил уехать в добровольное изгнание. Во второе дело был затянут и Рабирий, как соучастник подкупа Габиния. Суд, состоявший на две трети из представителей класса откупщиков и негоциаторов, оправдал Рабирия. Защищал Рабирия Цицерон: его речь, проникнутая особой теплотой к этим неутомимым, работящим, преуспевающим римским дельцам, между прочим, заключает в себе целую юридическую теорию о правах и ответственности классов в государстве, с сущностью которой мы уже знакомы по политическим дебатам 90 года. Цицерон находит, что уголовная статья, требующая преследования за взятки и подкупы, существует для должностных лиц и их подчиненных, но не для римских всадников; всегда они были свободны от подобных стеснений; они не ищут политического почета и власти, блеска и славы, зато они имеют право на безответственность в денежных операциях, они могут сказать: «Мы ушли от почестей и политики ради покойной и свободной от неприятностей жизни». Это – одна из важнейших гарантий класса всадников. Надо оберегать ее от всяких покушений, не надо допускать хотя бы одного случая обвинения, подобного данному, потому что оно может послужить опаснейшим прецедентом. Цицерон поставил этой аргументацией процесс на принципиальную высоту, и присяжные, без сомнения, очень хорошо его поняли.

Эпизод Рабирия и Габиния вместе с тем иллюстрирует тесную связь между интересами представителей служебной аристократии, правивших в провинциях, и выгодами больших римских негоциаторов. Цицерон, умевший, как никто другой, представлять в патриотической окраске услуги капиталистов, писал во время своего наместничества в Кадикии Крассипеду, квестору Вифинии: «Еще раньше я настойчиво и горячо рекомендовал тебе вифинскую компанию. Теперь, когда они переживают кризис, я по их просьбе опять пишу к тебе, будучи теснейше связан дружбой с этим товариществом. Убедительно прошу тебя оказать им сколь можно больше охраны и содействия их выгодам: мне ведь хорошо известно, какой властью в этом отношении располагает квестор. Ты узнаешь впрочем – мне это известно по опыту, – что вифинские откупщики сохраняют воспоминание об услугах, которые были им оказаны, и умеют выражать свою признательность»[29].

Громадная завоевательная сила римского капитала становится понятной лишь в том случае, если принять во внимание два важных условия: во-первых, что в финансовой эксплуатации иностранных владений участвовала масса римских граждан и италиков, масса мелких капиталов и сбережений и, во-вторых, что римские капиталисты были прочно организованы в центре и на местах, в самих колониальных владениях.

Провинциальная администрация и денежные предприятия в колониях были так обширны, что капиталы отдельных негоциаторов не могли бы совладать с ними. Для осуществления больших казенных подрядов и поставок нужны были огромные соединения частных средств и ссуд; финансовые сеньоры выступали вождями, направителями, организаторами таких соединений. В большом египетском займе Рабирий должен был опираться на множество своих «друзей». В таком же смысле вообще всадники и их операции были центрами, к которым прилеплялись, куда тянули, взносы из разрозненных средних и нередко мелких доходов и сбережений. В виде множества вкладов, паев входили они в крупные предприятия, и на этой основе уже строились товарищества, пускавшие в оборот свободные денежные средства Рима и Италии.

Еще Полибий отметил для своего времени тот факт, что позади римского капиталиста стоял массой средний и мелкий римский сберегатель. Цицерон с особенною настойчивостью указывает на факт заинтересованности массы граждан в коммерческих и кредитных предприятиях капиталистов, создающихся в колониальных владениях и на границах империи. Для оценки роли римского капитала в провинциальном управлении и во внешней политике особенно важна его речь о назначении Помпея главнокомандующим на Востоке. Речь эта поразительна по материалистической откровенности аргументации. Оратор указывает на то, что в опасности капиталы деловых людей, разрабатывающих доходы богатейшей, «первой» в империи провинции, Азии. Но ведь дело идет о «ваших крупнейших и важнейших доходах и податях, квириты», продолжает он: вы все живейшим образом заинтересованы; поэтому вы должны позаботиться и охранить имущество и капиталы денежных людей. Цицерон изображает дорогой ему класс капиталистов, с которым он чувствует себя теснейше связанным, в качестве опоры всего общества. «Если мы всегда считали провинциальные подати – первыми республики, то уж, конечно, правильно будет назвать тот класс, который эксплуатирует их, поддерживает для всех остальных». По словам Цицерона, всадники положили в провинцию все свое состояние. За ними идут люди других разрядов, деловые и промышленные, которые также поместили в провинциальные операции большие суммы, принадлежавшие им самим и их близким. Но косвенно захвачены гораздо более широкие круги. «В государстве потеря имущества для многих неизбежно влечет за собою гибель для еще большего числа лиц». «Весь кредит, весь счет денег, находящихся в обороте в Риме, на бирже, стоит в тесной связи с азиатскими капиталами. Разрушатся последние, они вместе с тем силою того же удара расшатают и втянут в разорение здешние состояния». «Неужели вы думаете, что можете сохранить пользование (огромными доходами Азии), если не сохраните состояние тех, кто вам доставляет этот доход». После этой картины ясен общий мотив всей речи: «В опасности имущество массы граждан».

В переписке, в речах Цицерона рассеяны технические выражения, указывающие на выработанную организацию денежных оборотов, которые были связаны с эксплуатацией провинции. Эти выражения дают понятие о биржевом языке, который был в ходу на римском денежном рынке. Упоминаются акции, паи, крупные и мелкие, повышавшиеся и падающие в цене, кредитные знаки капиталов, вложенных в провинциальные предприятия.

Встречаются другие также технические выражения, которые служили для обозначения разных категорий участников предприятий. Можно различить активных членов больших компаний и более широкий круг пайщиков и обладателей акций. Среди первых в свою очередь выделяются mancipes, т. е. ответственные агенты, заключавшие условия с правительством, входившие в непосредственные сношения с официальным лицом, цензором, а с другой стороны, остальная группа капиталистов, вступающих в товарищество, praedes, socii. Еще дальше стояли adfines и participes, третий и четвертый разряд людей, которые приставали своими долями к предприятиям, покупали паи и акции или разрешали банкирам, хранившим их сбережения, пускать эти деньги в оборот. Среди adfines постоянно упоминаются наместники, сановники, сенаторы, люди, которые по своему сословному положению не имели права участвовать непосредственно в кредитных и откупных операциях, но могли помещать в них капиталы. Эти разряды и обозначения совершенно совпадают с четырьмя категориями дельцов и их доверителей, упомянутыми у Полибия.