У Леоноры кружилась голова, но тошнота прошла, и у девушки появилась надежда.

— Значит, Коррадино не уехал бы из страха за безопасность дочери.

— Нет, — возразил профессор. — Я не это имел в виду. Десятка ничего не знала о ребенке, потому что дед тайно сдал ее в Пьету. Никто не подозревал, кто отец Леоноры. Анджелина не выдала имени соблазнителя, унеся свой секрет в могилу. Просто я считаю неправдоподобным, что Коррадино уехал бы без Леоноры. Навещать дочь в приюте было рискованно, но возможно. Думаю, едва ли он устоял бы перед соблазном.

Леонора молчала, обдумывая сказанное.

Значит, предательство, хоть и сомнительное, могло оказаться правдой. А тут еще новый персонаж, девочка, моя тезка, у которой не было семьи, только Пьета, а музыка стала ее единственным другом. Она хотя бы встретила любовь.

— Как нам узнать побольше? — спросила она. — Выяснить наверняка, уехал ли Коррадино из Венеции?

— Можно попытать счастья в большой библиотеке Сан-Марко — в Сансовиниане. Там хранятся архивы гильдий и приходские книги за несколько столетий. Я рассказал вам все, что мне известно о Коррадино. То же самое я сообщил Элинор. — Профессор встал и размял больную ногу. — Единственное мое предложение — постараться найти его следы во Франции. У меня есть связи в Сорбонне, там вам смогут помочь.

Леонора поняла намек и поднялась из кресла.

— Можно мне снова с вами увидеться? Свяжитесь со мной, пожалуйста, если еще что-то узнаете.

— Да, конечно. В отделе редких книг Сансовинианы сошлитесь на меня.

Я помню, как пришла в Сансовиниану, а меня буквально выставили за дверь. Теперь меня пустят в святая святых.

Профессор подошел к рабочему столу, выписал несколько телефонных номеров и названия разных документов, которые могли оказаться полезными. Леонора оставила ему свой номер.

«Спросит ли она о другом Манине?» — подумал профессор.

— А мой отец? Вы его знали? — наконец сказала Леонора.

Профессор покачал головой. В глазах его светилось сочувствие.

— Влюбленные девушки все одинаковы: Элинор мало встречалась с друзьями и держала Бруно при себе. О его смерти я узнал из местных газет.

При упоминании имени отца в таком контексте Леоноре стало стыдно, что она не спросила о нем в первую очередь.

— Может, в Венеции до сих пор живут его родственники?

— Не знаю. Элинор говорила, что родители Бруно жили в Вероне, но давно умерли.

Леонора знала это, но как-то не задумывалась об утрате — о своих близких родственниках, которых большинство воспринимает как нечто само собой разумеющееся. Дедушка и бабушка. Они ушли, она никогда не встречалась с ними, и не было ни вязаных джемперов, ни шоколадок, ни школьных каникул в их доме. Леонора взяла себя в руки: она знала, что пора идти, ей уже не терпелось начать поиски документов, но она чувствовала, что нужно задать еще сотню вопросов.

Леонора пошла к дверям, бормоча благодарственные слова и обещания вернуться. Профессор обнял Леонору.

— Еще кое-что, — сказал он, взяв ее за руки. — Завтра день всех усопших — Festa dei Morte. В этот день венецианцы воздают почести мертвым. Ваш отец похоронен на острове Сан-Микеле. Возможно, вы посетите его могилу. Его тоже нужно помянуть.

Леонора услышала в его словах ласковый упрек.

Я знаю, мне нужно наведаться на его могилу. Мы должны наконец-то повидаться. Попрошу Алессандро поехать со мной.

Она пошла по коридору к лестнице.

— Леонора! — окликнул ее профессор.

Она обернулась.

— Есть вещи, которые старый человек, в отличие от молодого, может увидеть, — тихо сказал старик. — Будьте осторожны.

— Буду, — пообещала она.

Дубовая дверь закрылась, и она пошла вниз.

Интересно, как он узнал?

Вапоретто № 41, идущий на остров Сан-Микеле, напоминал оранжерею. В день всех усопших венецианцы чествовали мертвых цветами, которые целыми охапками везли на кладбище. С одной стороны Леонору прижало к Алессандро, а с другой — так же плотно к дородной матроне с огромным букетом хризантем. Леонора смотрела на крупные уродливые соцветия, невольно вдыхала их стерильный, но въедливый запах. Ей никогда не нравились эти цветы, и не только с эстетической точки зрения: они ассоциировались у Леоноры со смертью. Оглядываясь по сторонам, она видела, что здесь, как и во Франции, скорбящие часто предпочитают хризантемы.

Леонора и Алессандро сели на трамвайчик на причале «Фондамента нуове». Ехать было недалеко: кладбище, с его красными стенами и тяжелыми воротами, виднелось еще из города. Леонора радовалась, что путешествие такое короткое. Из-за тесноты и запаха бензина она снова почувствовала дурноту. Ближе прижалась к Алессандро, и он ободряюще чмокнул ее в макушку.

«Словно ребенка», — подумала она.

Леонора сказала, что Алессандро необязательно с ней ехать, но он настоял, потому что и ему надо было навестить могилу бабушки. Она знала, что это лишь часть правды: он хотел поддержать ее и быть с ней рядом у могилы отца. Благодарность вытеснила поднявшуюся тошноту. Когда он рядом, она верила в него, чувствовала себя в безопасности; между ними установилось нечто вроде родства.

Вместе с толпой они высадились и вошли в железные кладбищенские ворота. Алессандро подвел Леонору к киоску, где продавали карту кладбищ.

— Здесь три кладбища, — сказал Алессандро, — за ними ухаживают францисканские монахи. Так повелось издавна. Впрочем, присмотрись: за католическими могилами ухаживают лучше, чем за протестантскими и православными греческими, — он улыбнулся, — так что твоему отцу и моей бабуле повезло.

Леонора отметила его черный юмор и подумала, что, наверное, такая у него манера: шутя говорить о смерти. Ей было любопытно оказаться на странном острове, отведенном для мертвых, а вот жить на набережной «Фондамента нуове» Леоноре не хотелось бы. Вечером из окон тех домов можно, наверное, увидеть, как над морем поднимаются светящиеся призраки.

— Когда остров стал кладбищем? — спросила она, отогнав видение.

— При Наполеоне. До него покойников хоронили на Сант-Ариано. Сейчас там оссуарий.

— Что?

— Остров костей. — Алессандро произнес это так, словно предлагал название для душещипательного романа. — Когда здешним телам выйдет срок, их уберут, освободят место новым покойникам.

— Что ты имеешь в виду?

Алессандро повел ее по ухоженной дорожке к католическому кварталу.