– А если кто-нибудь выходит за рамки? – спросил я.

– Такого практически никогда не случается, – ответил дель Рьеко. – Если отклонение небольшое, то решение принимаю я в соответствии с логикой и исходя из своего опыта. Если же случай совсем неожиданный, редчайший, я беру телефон и консультируюсь с экспертами. Однажды некий хитрец предъявил мне закон, о котором я никогда не слышал. Мне понадобилось несколько часов, чтобы понять, что он его выдумал сам.

– Вы его наказали?

– И да, и нет. Соври вы в жизни – это может сойти. Но другие утрачивают доверие.

– Он выпутался?

– Мы добавили строчку в его личной карточке. Некоторых нанимателей наглость не отпугивает. Другие же относятся к ней настороженно.

– На каждого из нас будет заведена такая карточка? – поинтересовался Шарриак.

– Да, разумеется. В этом и цель.

– Вы можете дать нам образец? Взглянуть…

Дель Рьеко, смеясь, покачал головой:

– Нет-нет. Эти карточки только для нас.

– Каждый имеет право просмотреть любую карточку, которая касается лично его, – поддержал Шарриака эль-Фатави.

– Конечно. Это как годовой отчет. Каждый акционер имеет право ознакомиться с ним. Официальный отчет. Настоящий же держится в тайне. Я могу показать вам карточки, если вы так настаиваете. Но там вы найдете свои анкетные данные и ничего более.

– Это законно…

– Послушайте, – добродушно возразил дель Рьеко, – нанимать кого-то в соответствии с его астрологическим знаком законно? Да. Вы находите, что так будет лучше? Я же предпочитаю собирать информацию по возможности объективную. Того же хотят и наниматели. Это всех устраивает.

– Кроме тех, кого вы исключаете, – сказала Лоранс.

Дель Рьеко замахал руками:

– Нет, все не так. Первый отбор уже прошел в Париже. Здесь вы проходите тест на выживание. Как человек ведет себя с другими людьми, реагирует на неприятности… В анкете этого нет. Затем мы вас раскладываем по полочкам. Одних мы не будем защищать. Других постараемся пристроить на хорошие места, туда, где они могут проявить свои способности и где не так видны их недостатки. Третьих мы рекомендуем без колебаний. Если кому-то требуется кондитер, а предлагают классного слесаря, то это никого не устраивает, и наоборот. В организации – то же самое. Команда. В какой-то момент нужен боец, но если их уже, скажем, трое, они будут мешать друг другу и ссориться. А вообще-то место есть для каждого.

– Есть три миллиона чудаков, которые в этом не уверены, – буркнул эль-Фатави.

– Потому что они не нашли свою нишу. Или не приспособлены. Неплохих полно, хорошего найти труднее. Очень хорошего – крайне трудно. Мы, в «Де Вавр интернэшнл», ищем только очень и очень хороших. Потому-то и отсев у нас значительный.

– И сколько, по-вашему, здесь таких? – спросил Шарриак.

– А по-вашему? – парировал дель Рьеко. – Вы кого бы выбрали?

Шарриак не стал медлить с ответом:

– Пинетти, Дельваль. Хирш, может быть. Все.

– Благодарю, – произнес Моран.

Шарриак как-то странно посмотрел на него:

– Ты… у тебя уже есть работа…

К моему удивлению, Моран промолчал.

– Очень мило, – сказала Лоранс.

– Интересно… – сказал дель Рьеко.

– Вы мне не ответили, – настаивал Шарриак, не спуская глаз с дель Рьеко.

– Я вам отвечу. В пятницу вечером. Я всех буду вызывать по одному и объяснять мотивы нашего решения. Если кто-то и уйдет, то по крайней мере уйдет с полной характеристикой. Проверенный.

Он хлопнул себя по ноге, допил кофе и встал.

– Вот теперь вы все знаете. Все проинформированы. Желаю всем удачи.

Я удержал его:

– Еще один вопрос, если позволите. Вы так ведете себя со всеми или только с нашей группой?

– Как «так»?

– Приходите по-приятельски выпить кофе и выдать секреты невзначай.

Мои слова не смутили его. У парня были стальные нервы.

– Ах, это! Иногда прихожу на аперитив, а иногда – нет. Я делаю как вы: приспосабливаюсь к обстановке.

– А что вы думаете о нашей группе? – спросила Брижит Обер.

Дель Рьеко состроил ей гримасу и, не сказав ни слова, направился к выходу.

Шарриак посмотрел на меня:

– Он приходил узнать, не ускользаем ли мы от него. Провести границу. Думаю, мы его беспокоим.

* * *

Озеро лежало у моих ног. Мой разум словно разделился пополам. Одна часть неутомимо обрабатывала слова дель Рьеко. Гуру приходил неспроста, не из приступа доброжелательности. Он хотел что-то сказать нам и сказал. Что все закончится завтра? Это мы и так знали с самого начала. Нет. Было что-то другое, какая-то мелочь, слово. В какой-то момент прозвучал сигнал тревоги, и я отчаянно пытался отыскать его.

Но вторая половина разума упорно клонилась к философии. Почему мы все сразу пошли по аллее, которая спускалась к озеру, не решаясь сразу подняться? Почему мы сначала не пошарили за гостиницей, не осмотрели холм, в который она упиралась? Не было ли чего-то чарующего в этой неподвижной воде, ожидания появления из нее правды, откровения? Внесли ли они в наши карточки и эту готовность к выбору более легкого и надежного склона, который они заранее обозначили, стремление не терять из виду противоположный берег, связывающий нас с цивилизованным миром? Или то была естественная предрасположенность человеческого существа, магнитное притяжение к первичной воде, из которой однажды вышли одноклеточные живые организмы, с трудом превратившиеся в насекомых, рептилий, а затем путем естественного отбора в человека?

Все это ни к чему не вело. Запертые на этом острове, мы застряли в тупике, куда бросила нас неудавшаяся жизнь. Одни, перемахнув стену, окажутся на трамплине, другие угодят в мусорную яму. Нам оставалось двадцать четыре часа для устранения конкурентов; двадцать четыре часа, а то и меньше, чтобы убрать препятствия, уничтожить врага, окончательно доказать, кто из нас лучший, единственный, заслуживающий внимания.

Как и в первый вечер, я подобрал плоский камень и, чуть подавшись вперед, швырнул его. Камешек подпрыгнул три раза и утонул. Когда я выпрямился, она стояла рядом, прямая и тихая.

Не Лоранс. Лоранс больше не придет. Это была Брижит Обер в просторном свитере, доходившем ей до середины бедер.

Она присела на валун, расправив складки короткой юбки. Присутствие Брижит заставило меня тяжелее ощутить отсутствие Лоранс. Между нами ничего не было, и тем не менее мы с ней пережили что-то общее, которое останется в нас, – хрупкую паутинку недосказанности.

– Я подсела к стриженому, – выпалила Брижит Обер. – Когда плейбой закончил свой номер с демагогией.