Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, огромное и тебе, и Ларисе. Что б я без вас делала.
— Ну, мы друзья. Мы тебя как родную любим… притом Ларка… в общем, мы пока еще никому не говорили, но она собиралась сказать тебе сегодня. Мы с Ларкой беременны. Вот. И ты будешь крестной…
— Ооох, мои ж вы золотые. Как же я рада! Ужасно рада! Почему именно сейчас на меня все это свалилось… Я бы так хотела искренне порадоваться вместе с Ларисой. Боже мой, сколько лет ожиданий. Я вас поздравляю. Это чудо. Как же я сейчас со своими проблемами не вовремя.
— Ничего… прорвемся. И вы прорветесь. Вы ж Огневы.
***
Да… мы Огневы. Мы были Огневы… Так он любил говорить. До плена.
Теперь меня не везли на машине. Я ехала сама на поезде. Генерал не отвечал на мои звонки. Точнее, меня с ним не соединяли, а говорили, что со мной свяжутся, когда у него появится для этого время. А у меня не было времени этого ждать.
Из головы не выходило удивленное лицо рыжей, ее глаза, которые округлились в злом недоумении, даже в яростном. И то, что она сказала, заставило меня оторопеть и вспоминать снова и снова… Может, она тоже его не узнала? Но, по ее словам, она видела его фото всего лишь год назад… она не могла ошибиться. Это я не видела его семь лет.
А как же альбом с фотографиями? Там ведь его фото… я точно помню. Я пересматривала. О боже… так можно сойти с ума. Скорее всего, эта женщина специально так себя повела, нарочно притворилась, что не узнает его. Может, она вообще сумасшедшая, ведь Сергей показал мне анализ ДНК, и это не его сын. Кроме того, был и анализ ДНК с Тошкой… где ответ положительный. Так что мне не в чем сомневаться. Совсем не в чем. Ведь так? А слова этой женщины — это просто слова, и ничего не значат.
С поезда я сошла рано утром и дальше добиралась общественным транспортом до того здания, в котором увидела впервые Сергея после плена. На дорогу ушло много времени, но я все равно приехала раньше, и пришлось ждать под дверью, пока меня впустят.
— Вы кто такая и к кому?
— Я — Екатерина Огнева, жена майора Сергея Антоновича Огнева, мне срочно нужно попасть к генералу Павлову.
— Вам назначено?
— Нет… но это очень срочно.
— Приемный день в порядке живой очереди только по четвергам, а сегодня понедельник. Приходите в четверг.
— У меня нет времени до четверга. Пожалуйста, я вас прошу. Ну поймите. Моего мужа арестовали, и только Алексей Эдуардович может мне помочь.
— Я не имею права вас пропускать, у меня приказ. Приходите в четверг.
Охранник отвернулся от меня и начал что-то набирать на своем ноутбуке. Я видела через стекло, как он усмехнулся чему-то увиденному на экране.
Постучала по стеклянной перегородке.
— Прошу вас, мне очень надо. Я никуда не уйду.
— Можете стоять снаружи сколько угодно.
Человеческое равнодушие — самое страшное преступление на самом деле. Нет ничего отвратительней тех, кто никогда не задумывается о других, а если и задумывается, гонит эти мысли прочь, чтобы не выйти из зоны личного комфорта.
И пожал плечами, но в этот момент со второго входа в здание вошел сам генерал с охраной, и я бросилась к нему сломя голову, меня успели перехватить, а я громко закричала.
— Алексей Эдуардович! Это я! Екатерина Огнева! Прошу вас! Пожалуйста! Сережу арестовали!
Он обернулся и махнул охране рукой, чтоб меня отпустили. Я подбежала к нему и с отчаянием заглянула в глаза. Они у него такие светлые, такие искренние и добрые. Я помнила, как он утешал и уговаривал меня несколько месяцев назад. Тогда я доверилась ему, тогда именно он убедил меня посмотреть на Сергея другими глазами. Посмотреть на героя, на победителя, на человека, который вернулся после страшного плена и выжил.
— Мне некуда пойти, не к кому обратиться. Его арестовали вчера и куда-то увезли. Помогите, заклинаю вас.
— Идемте со мной. Сделайте пропуск Огневой, внесите, что она по записи.
По одному его сочувствующему взгляду я поняла, что все очень серьезно.
— Но… но как же так? Вы же… он же недавно вернулся, и все говорили, что он герой. Вы же сами… сами говорили мне. Как такое может быть? Я не могу в это поверить! Я не хочу в это верить. Все, что вы говорите, настолько ужасно, что…
— Выпейте воды, Катенька. Присядьте. В ногах правды нет. Я понимаю, как вам сейчас плохо, но и нам всем не лучше. Есть доказательства… есть свидетели, есть жертвы. Много жертв. И то, что мы приняли преступника за героя, обернется и для нас огромной проблемой.
— Какие доказательства? Откуда они взялись именно сейчас?
Я в слезах заломила руки, а потом закрыла ими лицо. Это что-то ужасное, что-то настолько чудовищное, что у меня нет сил это воспринять. Мне кажется, в мою кожу впиваются тысячи мелких лезвий, и каждое наносит маленькие, отвратительно тонкие порезы. Они начинают болеть и кровоточить, и я ничего не могу сделать. Меня всю… всю режет этими лезвиями.
— На самом деле ваш муж… он не был все эти годы в плену. Он давно принял ислам, перешел на сторону террористов, тренировал боевиков и расстреливал наших солдат, устраивал диверсии и готовил масштабный теракт. У меня есть список тех, кого он убил. Его будут судить… и, скорее всего, приговор будет — пожизненное заключение. Будь это несколькими годами ранее, могли и расстрелять.
От его слов я пошатнулась, и он подхватил меня под руки, заставил выпить воды и сесть на стул. Мое тело отказывалось меня слушаться, меня всю лихорадило, как при высокой температуре.
— Все это время майор Огнев вел активную бандитскую деятельность, участвовал в подрыве КПП, захватил несколько автобусов с нашими военными. Резал людей, как скот! Я не стану посвящать вас в подробности… но, думаю, вы и сами услышите их на суде. Вы должны быть к ним готовы.
— Это неправда… этого не может быть. Он не мог. Он же патриот, он же любит свою Родину.
— Я тоже так думал… все мы так думали, все мы шокированы. Но есть запись с его присягой террористам, есть свидетели, которые точно знают, что он стал членом организации.
Я ничего не видела от слез. Они застилали мне глаза, и казалось, что я ослепла, что я больше не могу видеть, мои зрачки словно колет иголками, а все, что я слышу — это жуткая галлюцинация или кошмарный сон. Господи, пусть я проснусь.
«— Муж твой! Этот кобель, который мне обещал… обещал жениться и сына воспитывать нашего! НОРМАЛЬНОГО сына, не то, что твой! Письма писал, звонил! А потом исчез! А он к тебе, оказывается, вернулся! Скотина! Тварь бездушная! Проклятый лжец и лицемер! Пусть лучше твоего проверит… может, твой чужой!
Она кричит, а у меня снова земля из-под ног уходит. Какие письма? Откуда писал? О чем она? Что за бред?
— Когда писал? — хрипло спросила и невольно схватила Антона за руку, притягивая к себе и чувствуя, как совсем дышать становится нечем и кровь пульсирует в висках.