давним крупным землевладельцам Северной России. Даже не слишком достойные уважения страницы истории последней Сечи с ее вседозволенностью и беспорядочным существованием позднего запорожского братства вспоминались в те годы с гордостью, так как эти люди исповедовали принципы личной свободы. Это позволило им сохранить искру достоинства перед лицом «погрязшей в рабстве» России[136].

Несмотря на то что равнины Украины в окрестностях Киева и Харькова давно уже покинуты «вольными людьми», и воинственные всадники степей исчезли в клубах пыли, и топот копыт увел их навстречу близким по духу землям азиатской части России, их дух остается жить в новых покорениях тружеников села и фабричных рабочих.

Любое описание исконных казачьих территорий на юге России, особенно на землях на Дону, следует начать с того влияния, что оказывало на развитие этой типичной казачьей цивилизации географическое расположение в великой степи.

Обширные степи, покрытые дикой травой, уступили место далеко простирающимся полям пшеницы, а на месте казачьих станиц теперь стояли селения крестьян Южной России. Тем не менее условия, характерные для районов у побережья Черного моря, добавляли в пейзаж свой характерный колорит. Путешественники всех стран и народов описывали это бесконечное однообразие пейзажа одними и теми же словами. В свою очередь, и читатель постоянно раз за разом читает эти описания, хотя вместо этого должен бы задаться вопросом и поискать более приятную сторону предмета, например огромные возможности для ведения сельского хозяйства, а также богатство природных ресурсов, залегающих повсюду под этими равнинами.

Ведь, несмотря на однообразность ландшафта, степи Малороссии, возможно, являются самым богатым сельскохозяйственным регионом мира. Они очень плодородны, благодаря знаменитому «чернозему», богатейшей почве, уходящей на глубину более метра, и такие почвы тянутся, за исключением редких вкраплений песчаных почв, по всей Южной России, от Днепра до Каспийского моря. Во многих местах известное название этих богатых почв вовсе не является преувеличением, и выбрасываемая наружу из-под плуга земля черна почти как уголь. Состав этой естественной почвы образовывался в ходе вековых процессов. Слои перегноя из отмиравшей растительности лежат под натуральным ковром из трав, которым каждый сезон покрывается земля, если ее не обрабатывать. Русский крестьянин, живший на черноземах, твердо верил, что даже без унавоживания и искусственных удобрений богатства его земли неиссякаемы[137]. И часто результаты научных исследований подтверждают его точку зрения о том, что дополнительные удобрения не просто излишни, но и вредны. Если чернозем обрабатывать плугом на глубину всего 12–15 см, то в течение пяти-шести лет земля способна давать просто феноменальный урожай. Затем ее следует несколько сезонов подержать под паром, после чего плодородность почвы восстановится.

Именно это естественное богатство земли являлось причиной той дико расточительной формы ведения земледелия, что была порой характерна для земледельцев-казаков. В самом деле, неспособность казаков конкурировать с более искусными земледельцами из районов с менее плодородными почвами приводила к тому, что казачьи земли понемногу начинали переходить к последним там, где они вступали в открытую конкуренцию с казаками. Но если бы плодородие было единственной проблемой, которую следовало бы учитывать в черноземном регионе, то равнины юга России стали бы просто сельскохозяйственным раем, а казаки и крестьяне, населяющие эти места, превратились бы в самых счастливых людей. Но, к сожалению, эти обширные равнины подвергались порой таким внезапным и резким переменам погоды, что никакое человеческое умение не способно им противостоять. Лучи южного солнца так сильны, что губительная засуха зачастую может возникнуть, даже если дожди запаздывают всего на несколько дней. К тому же при нормальной зиме все эти равнины на пять месяцев в году покрываются снегом, что спасает от жестоких морозов осенние посевы, которые иначе погибли бы. Но на многих участках «черноземья» (в основном в восточной части этой территории) суровые ветры дуют, не встречая на своем пути препятствий в виде лесов или холмов, сдувая снежный покров и тем самым позволяя земле промерзать на глубину до метра и более. В таких случаях весной приходится проводить посев заново. Таким образом, становится понятным, почему казаки из тех, что придерживались «старых традиций», предпочитали разводить скот даже на здешних плодородных землях.

Перед лицом грозных сил природы, лежащих полностью вне контроля человека, для фермера-казака в высшей степени были характерны фатализм и вера во всемогущество высших сил. Однако, достигнув определенной точки, эти качества очень любопытным образом преобразуются в леность и беззаботность. Эти недостатки особенно опасны, если не влекут за собой неизбежное наказание, что характерно для жителей северных районов. Открытые в начале XX в. залежи угля и железа в дополнение к богатству земель юга России для сельского хозяйства во многом способствовали переменам как в самих этих областях, так и среди их жителей.

Контраст между Киевом с его величественными силуэтами церквей и монастырей, которые, как кажется, вырастают прямо из водной глади Днепра, и Харьковом, который был торговым и промышленным центром Южной России, очень характерно указывал на те изменения, что произошли во всей западной части казачьих степей. Когда то небольшое казачье поселение (Харьков возник в 1654–1655 гг. как крепость, где поселились выходцы из Правобережной Украины. — Ред.), Харьков располагавшийся в вершине треугольника, форму которого принял большой промышленный район в южной части России — Криворожский. Таким образом, месторождения железной руды Кривого Рога близ Днепра, угольные шахты и относительно новые промышленные предприятия Донецкого угольного бассейна являются его воротами. Здесь были сосредоточены три важнейших элемента современного торгового и промышленного Эльдорадо — уголь, железо и население.

Область, в которой находятся эти богатые залежи, вместо того чтобы выглядеть как безжизненный неласковый пейзаж, что часто характерно для районов разработки месторождений, покрыта пшеничными полями и пастбищами. Здесь нередко можно было увидеть, как из труб крупных фабрик и заводов клубятся тучи черного, как битум, дыма.

Нет ничего удивительного в том непреодолимом оптимизме, характерном для населения этих благодатных земель. На свежем воздухе и под щедрыми лучами солнца старых степей характер русского крестьянина с севера зажигался новой активностью. Крепкий дух «пассивного сопротивления», характерный для фаталистической цивилизации северных славян, переходит в физическую энергию, не имеющую границ. Даже крупные заводы и литейные цеха, построенные посреди приятного глазу ландшафта полей и садов, не производят мрачного впечатления порабощения, что характерно для грохочущих заводов промышленных кварталов Петрограда и Москвы. В перспективных землях «республики Дона» возникал новый пролетариат, новая раса рабочих, которые, кажется, впитали в себя часть здоровых традиций свободы тех, кто населял эти земли раньше.

Харьков тех лет — это город с населением примерно 200 тыс. человек[138]. Старая архитектура, которая характерна для старой столицы Украины (Киева), здесь практически отсутствовала.