но не очень высокий левый берег, поросший вековыми дубами, ивняком и низким кустарником. На правом берегу лежали аулы, где жили местные жители, мирные, но беспокойные. А вдоль левого берега, на расстоянии примерно полверсты от него и семи-восьми верст друг от друга, тянулись казачьи станицы. В прежние времена большая часть этих станиц представляла собой передовые посты, расположенные прямо у кромки воды. Но Терек, который с каждым годом все дальше отходил от гор к северу, подмывал эти поселения, и на том месте, где они располагались прежде, оставались лишь развалины, сады, грушевые деревья, тополя и липы, разросшиеся до огромных размеров и увитые ежевикой и диким виноградом. Никто уже не жил здесь, и единственными обитателями этих мест были олени, волки, зайцы и фазаны.

Дорога вела от станицы к станице через лес, прямая, как стрела. Вдоль дороги стояли военные кордоны, выставленные казаками. Между кордонами возвышались наблюдательные башни с часовыми. Лишь узкая полоска плодородной лесной земли шириной до 300 метров составляла владение казаков. На севере начинаются песчаные дюны Ногайской степи, протянувшиеся очень далеко и бог знает где соединяющиеся с калмыцкими, астраханскими и киргиз-кайсацкими (казахскими) пустынями. На юге, за Тереком, располагалась Большая Чечня, „черные“ лесистые горы и, наконец, снежные горы, которые видны, но по которым не ступала еще нога человека[144]. На полоске плодородной лесистой земли, годной для любой растительности, с незапамятных времен проживало воинственное красивое и зажиточное русское население, исповедовавшее старую веру, которое называет себя „гре́бенцами“, „гре́бенскими казаками“ или „линейными казаками“.

Очень-очень давно их предки-староверы бежали из России и поселились за Тереком рядом с чеченцами — „на гребне“, то есть на первом отроге лесистых гор Большой Чечни.

Эти казаки породнились со своими новыми соседями, чеченцами, во многом переняли их обычаи и жизненный уклад, а также характер горцев. Но они сохранили свой русский язык и старую веру в первозданной чистоте. Среди этих казаков ходило предание о том, как царь Иван IV Грозный якобы приехал на Терек и пригласил для встречи старейших „с гребня“. Он вручил им земли по эту сторону реки, наказал жить мирно и пообещал не заставлять их становиться своими подданными или менять веру[145].

С тех времен казачьи семьи поддерживали отношения с горцами, как и те, они обладали характерным свободолюбием, были так же ленивы, склонны к разбою и воинственны.

Вершиной вкуса здесь в ту пору считалось одеваться как черкесы. Лучшие свои одежды казак добывал у горцев[146]. Там же он покупал или крал лучших лошадей. Молодые казаки гордились своим знанием языка горцев и могли разговаривать на нем.

На самом деле это небольшое христианское население, укрывшееся за баррикадами в небольшом уголке нашего мира в окружении магометанских племен, считало себя носителем высшей культуры, полагало, что только казак может называться мужчиной, и было склонно презирать всех остальных. Казаки проводили большую часть времени на кордонах, в экспедициях, на охоте и рыбалке. Они почти не делали работу по дому. Их присутствие в родной станице являлось скорее исключением, нежели правилом, но когда они были там, то проводили время в праздности. Казаки имели виноградники и знали толк в вине, которое было непременным атрибутом застолья. Пьянство не было распространено среди кавказских казаков, однако пренебрегать даром лозы было не принято.

На женщину казак смотрел как на инструмент своего благосостояния. Только незамужним девушкам позволительно веселиться и бездельничать. Но как только они становились женами, мужья тут же заставляли их работать на себя с юных лет и до старости. Мужчина-казак придерживался восточных взглядов на то, как женщина должна работать и как обязана повиноваться мужу. Как результат такого положения вещей, женщина при всем ее внешне подчиненном положении становилась очень сильной как физически, так и морально и пользовалась гораздо большим влиянием в домашних делах, чем это принято на Западе. Ее изоляция от общества и привычка к упорному ручному труду тем не менее давала ей больше власти в вопросах ведения хозяйства. Весь их дом, все имущество, то, чем они владели, было приобретено ею и поддерживалось исключительно ее трудом. И хотя они были искренне убеждены, что домашний труд для казака оскорбителен и является подходящим занятием только для работников-ногайцев или для женщин, понимали, что все, чем они владеют, что обеспечивает ему комфорт, все, что он зовет своим, является результатом труда его матери или жены. И даже если он обращался с ней как со служанкой, в ее власти было лишить его всего того, что делает жизнь более удобной.

Кроме того, постоянный труд в поле и возложенные на женщин обязанности делали их характер особенно независимым, похожим на мужской. Этот нрав женщин „гребня“ был развит в них очень значительно, он делал их сильнее физически, здоровее морально, решительнее и упорнее. Женщины в основном были умнее, лучше развиты и красивее, чем мужчины. Красота женщин гребенских или терских казаков являлась результатом поразительного сочетания в них черкесского типа в его чистом виде с самыми яркими чертами русской женщины Севера. Обычно они одевались по-черкесски: татарская рубашка, бешмет или нижняя рубашка и обувь, которая называется чувяки. Но в то же время, как и русские женщины, они носили платки. Их одежда была аккуратна, богата и изящно украшена. Умение поддерживать убранство дома являлось характерной чертой их существования.

В то время как в однообразной гарнизонной службе станиц на Тереке все еще случались время от времени приключения в виде набегов диких соседей-горцев, казаки-астраханцы, чьи владения располагались в живописной, но опасной столице Нижней Волги, в основном были заняты прибыльным, но совсем не воинственным ремеслом — торговлей или рыбной ловлей. Астраханское казачество являлось быстро исчезающей ветвью казачьего народа. Первоначально эти люди представляли собой передовой пост донских казаков. Их постепенно поглощало соседнее неказацкое население.

Весь северный край мелководного с песчаным дном Каспийского моря представлял собой обширный естественный рыбный пруд. Несмотря на ежегодный отлов бесчисленного количества осетров, каспийской сельди, белуги, судака и других видов рыбы, многие из которых неизвестны за пределами этих благословенных вод, ее запасы казались неисчерпаемыми.

Благодаря волжским и уральским рыбным промыслам, мир узнал о знаменитом русском деликатесе — черной икре. Поскольку казачьи сообщества на Волге и на Урале издревле владели исключительным правом на отлов речной рыбы, они были намного богаче, чем прочие казачьи войска. Эти рыбные промыслы, существующие сотни лет, в то время велись с использованием новейших научных достижений. Непадающий спрос на черную икру, как паюсную, так и зернистую, далеко не достигал объемов