Я принимала это знамя по поручению нашего посла и высказала слова благодарности и пожелание успехов норвежцам в освободительной борьбе. С чувством признательности говорила об их бесценной помощи советским военнопленным, отважно вырвавшимся из концентрационных лагерей.

…Всегда испытывала и испытываю самое сокровенное чувство любви и уважения к Норвегии и ее людям. Эту небольшую северную страну омывает теплое Северо-Атлантическое течение. В апреле в столице Осло цветут миндаль и подснежники, а на севере — район вечной мерзлоты. Норвежцы обладают нежным и отзывчивым сердцем. Наше поколение помнит бескорыстную щедрую помощь норвежского народа, спасавшего от голода двадцатых годов наше детство.

В Европе во время второй мировой войны оставалось немного нейтральных государств.

Советская разведка в Швеции имела своей основной задачей собирать информацию о политическом и экономическом положении Германии и ее военных планах. С этой целью наша разведка создала несколько опорных пунктов — разведывательных групп. В портах Норвегии действовала группа Антона. На севере Швеции в приграничной полосе с Финляндией наша агентурная группа регистрировала переброску в Финляндию немецкой военной техники и воинских частей. В южных портах Швеции другая агентурная группа наблюдала за взаимными германо-шведскими поставками.

С Антоном я поддерживала связь еще до войны. Антон — ветеран германского революционного движения, бывший моряк-подводник, один из руководителей известного Кильского восстания немецких моряков в ноябре 1918 года. С советской разведкой он был связан с начала ее существования. Это был своего рода немецкий Дыбенко, он пользовался большим авторитетом и любовью моряков германского флота. Человек крепко сбитый, суровый на вид, весьма организованный и требовательный. Одно время, еще в буржуазно-юнкерской Веймарской Германии, до прихода к власти Гитлера, он был избран членом ЦК германской компартии, и связь нашей разведки с ним была прервана. Коммунистов, как правило, мы в разведку не привлекали. Это было запрещено, дабы не нанести компартиям ущерба и не давать повода обвинить Советский Союз в «экспорте коммунизма».

Когда Гитлер пришел к власти, Антон вынужден был выехать в Норвегию. Здесь мы и восстановили с ним связь.

Шел 1938 год. Понадобилось снабдить группу Антона новыми паспортами, шифрами, деньгами, инструкциями. В Норвегии в то время резидентуры у нас не было, и мне поручили поехать к Антону. В случае опасности я обязана была уничтожить паспорта и шифры и найти возможность передать ему деньги.

Я была тогда представителем советского «Интуриста» в Финляндии. Поехала в Норвегию через Швецию, куда добиралась пароходом, а оттуда поездом в Осло.

Поезд пришел рано утром. Я направилась в гостиницу. У дежурного администратора заполнила бланк, уплатила за номер. Было часов семь утра. Для того чтобы вызвать Антона на встречу, я должна была посетить зубного врача и просить его сделать «шесть золотых коронок на верхней челюсти». Таков был своего рода пароль для вызова Антона.

Врач принимал с десяти утра. Я решила передохнуть, заперла комнату, надела халат и прилегла. В девятом часу раздался стук в дверь. Слышу за дверью топот ног, видимо, нескольких человек.

— Кто там? — спросила я по-немецки.

— Директор гостиницы, мадам, откройте, пожалуйста.

— Я отдыхаю, прошу зайти часов в десять.

Шаги отдаляются. Приход нежданных гостей меня насторожил. Нам было известно, что в Норвегии гестапо действует активно и создало там «пятую колонну». Если приход в гостиницу дело их рук, следует немедленно сжечь шифры, а паспорта разрезать на мелкие куски и спустить в унитаз. Но это значит надолго затормозить работу группы Антона и ее связь с Москвой.

Села в кресло и стала соображать, что же делать. Несколько раз сжимала пачку тоненьких листков шифра, но не набралась духа разорвать их. Кроме того, у меня в сумочке, если не ошибаюсь, было шесть паспортов. В них спасение для группы Антона. Нет, встречу с Антоном срывать нельзя. Засовываю паспорта за «грацию», в левой руке сжимаю шифр, готовясь в случае чего сжевать его и проглотить. Нарушу данную мне инструкцию? Да, нарушу. Но любым путем надо передать Антону тайную ношу, которую запрятала на себе.

Около десяти часов я стала у двери с сумочкой в руке, решив никого к себе в номер не впускать и вести диалог в коридоре.

Ровно в десять стук. Я мгновенно распахиваю дверь и перешагиваю через порог в коридор.

— Мадам, разрешите зайти.

Передо мной трое мужчин. Один из них отвернул лацкан пиджака, и я увидела на нем какой-то металлический знак. «Из полиции», — поняла я. Он сделал движение, как бы подталкивая меня обратно в номер, но я стала нарочито громко, почти истерически кричать:

— Ни в одном цивилизованном государстве, ни в одной гостинице я не встречала такого приема. Вам известно, я директор «Интуриста» в Финляндии, и мы в наших отелях в Москве не нарушаем покоя и оказываем приезжим гостеприимство.

Двери гостиничных номеров, вижу, открываются, вокруг нас собираются люди.

Рассерженная, оскорбленная, я громогласно заявила, что ни одной минуты не останусь в этой гостинице и с первым же поездом уезжаю обратно.

— Подайте мне чемодан, — потребовала я.

Директор отеля пытался уладить конфликт, просил остаться, зайти к нему, и он объяснит, что никаких злых умыслов здесь нет.

Я взяла свой маленький чемоданчик, сердито сказала: «Адье, господа» — и спустилась вниз. У подъезда стоянка такси. Я села в первое попавшееся и нарочито громко, чтобы слышал швейцар, приказала:

— На вокзал!

Машина тронулась. Когда мы свернули на другую улицу, я попросила шофера подвезти меня к магазину на углу проспекта. Из магазина вышла на другую улицу, поймала такси и назвала другой крупный магазин, где — я это знала — был тоже выход на две улицы.

Убедившись, что «хвоста» нет, поехала к зубному врачу. В приемной сидела женщина, у которой только что удалили зуб, и врач пригласил меня к себе в кабинет.

Я удобно уселась в зубоврачебное кресло и произнесла условную фразу:

— Шесть золотых коронок на передние зубы.

Доктор глянул на мои белоблестящие, без единого изъяна зубы, все понял, широко улыбнулся и сказал: «Будет сделано». Это означало, что через час мы встретимся с Антоном на Холменколен, в живописном пригороде Осло.

Я вышла на улицу, убедилась, что слежки нет, на минутку забрела в кафе, съела пару бутербродов с лососиной и ветчиной, выпила чашку кофе и пошла «проверяться». Все было спокойно. На одной из тропинок Холменколен еще издали увидела Антона. Он смотрел на часы и с беспокойством озирался вокруг. Я пришла на место встречи с опозданием на одну минуту.

Антон, увидев позади меня какого-то прохожего, взял меня под руку и увлек в лес.