Дорота. Опустошенность после успеха.

Януш. У меня вдруг оказалось страшно много времени. Реализация проектов, чем обычно занимаются мои коллеги в бюро, не являлась моей целью. Я писал программы хорошего качества, но мне вдруг стало серо и грустно.

Дорота. Ты написал книгу от скуки?

Януш. От грусти скорее, по причине депрессии, я ведь даже принимал прозак. Мне было очень плохо оттого, что цель достигнута и перестала существовать, что дальше ничего нет, что никаких особенных изменений эта победа в мою жизнь не внесла. И несмотря на то что я нашел новую цель — профессуру, -- все это не оправдывало моих ожиданий. Кроме того, люди в печали, когда они уже не справляются с собой, в большинстве своем хотят об этой печали кому-нибудь рассказать.

Дорота. А тебе некому было рассказать?

Януш. Не особенно. Жена не была врагом, но не была и союзником. Она с самого начала считала, что моя докторская не имеет смысла. Я подсознательно чувствовал: она хочет понять, что со мной творится, но, поняв, наверняка не сможет обсудить это со мной, и я впал в депрессию. Печаль усиливалась, и я подумал, что надо бы с кем-нибудь побеседовать, лучше всего с психологом или психиатром. Впрочем, я ходил тогда к психоаналитику, к женщине, которая делала то, что психоаналитик и должен делать, — усаживала меня в кресло и предлагала в ее присутствии найти новую цель в жизни.

Я усаживался, рассказывал о своей печали, но за этим ничего не следовало — она сидела, слушала, я платил сумму в марках, соответствующую ста евро, — и снова ничего не происходило. Какую-то часть расходов покрыла моя страховка, потому что для немецких страховщиков моя печаль была болезнью. Я подумал, что должен разговаривать сам с собой, но такие разговоры ничего мне не давали. Тогда мне пришла в голову мысль, что я буду писать что-нибудь о своей жизни и, может, когда-нибудь дойду до известного состояния, в котором нахожусь сейчас. Но я хотел начать с начала и потому решил, что прекращаю ходить к психотерапевту и буду сам с собой разговаривать и писать по вечерам книгу. Именно так родился замысел написать книгу — книгу печальную, книгу против печали. И я начал писать, а помимо того, это был великолепный вызов, и, хотя у меня не было планов публикации книги, сам факт писания был очень благотворным. Это был своего рода блог — тогда этого слова еще не существовало. Первый блог появился лишь в 1993 году. Я начал писать свой блог в форме книги и даже не помышлял ее когда-нибудь опубликовать или дать кому-нибудь почитать. Я хотел читать ее сам. И меня это писание стало затягивать, как при ходьбе по трясине, — эта история стала так интересовать меня, как будто я был читателем своей книги. Мне самому было интересно, что я прочту в конце.

Дорота. Помнишь первое предложение, которое ты написал? Оно было таким же, как и сейчас в книге? Ты исправлял его?

Януш. Нет. Не исправлял, потому что это предложение для меня является культовым. Эта книга писалась не последовательно. Многие люди, многие авторы не пишут последовательно. Начинают с некоей основополагающей мысли.

Дорота. С чего начал ты, помнишь?

Януш. Я начал с той главы, где герой книги Якуб пишет своему другу Яцеку. Тот должен взломать сервер в Познани, на который Якуб отправил письмо, отказавшись от своей любви, потому что ему кажется, что он ничего не может этой любви предложить. Так все началось. Тогда у меня еще не было продуманного замысла романа, я лишь хотел описать некоторые истории из моей жизни, начав с этого письма. В ту пору своей жизни я чувствовал себя нелюбимым, чудовищно печальным — никто меня не поддерживал, не похлопывал по плечу, не гладил по щеке, не отирал слез и не говорил, что все будет хорошо. И потому я хотел написать о такой любви, в которой мужчина чувствует себя очень любимым. Бесконечно любимым.

Дорота. Приходило ли тебе в голову в самых смелых мыслях, какая судьба ждет твою книгу в Польше, да и во всем мире?

Януш. Вовсе нет. Я был бы отвратительным наглецом, если бы думал об этом. Я приступил к работе в ноябре 1997 года, в одно из воскресений после семейного обеда, во время которого сказал родным, что хочу написать книгу.

Дорота. Как они отреагировали?

Януш. Мои дочери, ясное дело, смеялись, что у папы появилась очередная идиотская идея. Подозреваю, что жена тоже не восприняла мои слова всерьез — она не ощутила еще страха оттого, что я отношусь к этому серьезно. Я считал своим долгом сказать им, что хочу нечто такое сделать, и сказал. А сразу после обеда, после полудня, я сел за компьютер и написал свое первое

предложение, и хотя я вряд ли припомню сейчас, из какой оно главы, но могу его процитировать: «Я как раз уходил, когда зазвонил телефон».

Дорота. Когда ты писал это первое предложение, было ли у тебя предчувствие, что люди прочно соединят тебя, можно даже сказать, «склеят» с этой книгой? Ты осознавал, что для читателей это будет исключительно твоя история, что никто даже не подумает иначе?

Януш. «Склеят»? Удачное слово. Я так совершенно не думал. И понятия не имел, что читатели отождествят меня и мою жену с героями этой книги. Ведь у меня есть близкие знакомые, которые нас прекрасно знают, и они иначе смотрели на эту книгу. Для них в ней не было ничего из нашей действительности, потому что они в курсе наших истинных отношений, которые принципиально отличаются от описанных в книге. Если бы я знал, что так случится, то был бы более осторожным. Когда уже существовало более ста пятидесяти страниц книги, однажды вечером я выпил слишком много вина и захотел поделиться с кем-нибудь тем, что написал. Может, сработало обычное легкомыслие, ведь когда, например, напишешь статью, то хочется, чтобы ее опубликовали. И в ноябре 1999 года, выпив чересчур много кьянти, я отправил этот фрагмент Лешеку Бугайскому, который в то время был литературным критиком, пишущим в разные газеты, в частности помогал «Плейбою» в выборе текстов. Именно в «Плей-бое» начинали свою карьеру Стивен Кинг, Салман Рушди, Мануэла Гретковская, Анджей Стасюк и Ежи Пильх. Кроме того, я не был уверен в том, что какая-нибудь из газет может заинтересоваться и опубликовать фрагменты моей книги, познакомив с ней большой круг читателей. Итак, я отправил роман Бугайскому. На другой день, уже протрезвев, я очень сильно пожалел о сделанном, а потом и вовсе об этом забыл. Забывчивость, похоже, наилучший способ для вытеснения неприятных воспоминаний. Однако через три недели Бугайский мне ответил: он просил прислать фрагмент побольше и поинтересовался, не хочу ли я опубликовать кусочек в «Плейбое». Я чувствовал себя несколько растерянным, поскольку до сих пор мои публикации появлялись в серьезных химических журналах, а тут вдруг мне предлагают печататься в «Плейбое». Хорошо известно, с чем ассоциируется «Плейбой». В конце концов я решил, что это может быть великолепным приключением, и согласился. Фрагмент романа увидел свет в апрельском номере 2000 года. Сразу вслед за фотографиями раздетой певицы Шаззы1. Он назывался «Хэн». Разумеется, в «Плейбое» выбрали только эротические сюжетные линии, поскольку я им это неосознанно позволил. Текст отлично, как всегда, проиллюстрировал Понговски, а я, желая остаться в тени, изменил фамилию с Вишневского на Висневски, а имя с Януша Леона на Леона Джи. Я думал, что никто меня не узнает, что было все равно невозможно, поскольку в содержании были помещены моя фотография и биографическая справка. Так был опубликован «Хэн». Лешек Бугайский, которому я многим обязан, уговаривал меня послать всю вещь целиком в какое-нибудь издательство, хотя не обещал никакой помощи. По его мнению, это был интересный и очень современный текст. Он в течение долгого времени уговаривал меня в своих письмах и в конце концов убедил. Несколько недель подряд, по ночам, я сшивал страницы рукописи. Потом выбрал по справочнику пятнадцать польских издательств и отправил в них свою книгу. Среди выбранных оказалось издательство «Чарнэ», название которого ни о чем мне в то время не говорило. Если бы я знал, каков их профиль, то, возможно, не послал бы им распечатку своей книги. Ведь «Чарнэ» издавало и по-прежнему издает литературу совершенно иного рода.