очень серьезным и философским. Продолжим его, но уже не на уровне Библии. У меня тоже есть вопросы, они касаются несколько иной, но ничуть не менее серьезной области. Например, отношения в Польше к пластическим операциям. Никто не имеет ничего против применения кремов за четыреста евро, которые через кожу вводят в организм самые разные химические субстанции, такие как липосомы, фруктовые кислоты или ретинолы. Но если сделать операцию и ввести себе под кожу ботокс, то есть яд (ведь ботокс — это токсин ботулина, или «колбасный яд»), то такая процедура будет рассматриваться как нечто совершенно ужасное. Ведь в данном случае речь идет о вмешательстве в природу. В то же время крема, которые также вводят в кожу химические субстанции, пусть и не столь глубоко, считаются чуть ли не натуральными средствами.

Дорота. Ты за то, чтобы делать операции?

Януш. Да. То есть нет. Не совсем так. Я за то, чтобы рассматривать вмешательство в природу равнозначно. Я за то, чтобы одинаково оценивать тех, кто делает себе подкожные инъекции, и тех, кто втирает себе химические субстанции в кожу с кремом. Я также не даю программисту монополии на написанную им программу. Не знаю ни одного специалиста по информатике, которому не казалось бы, что он может значительно улучшить программу коллеги (смеется). Просто у ее создателя программа не заработала так, как надо. Почему бы ее не исправить?

Дорота. А ты веришь в Бога?

Януш. Да. Как я уже говорил, я — верующий в Бога физик.

Дорота. Что это значит? Ведь в Бога либо верят, либо нет. А ты добавляешь, что ты физик.

Януш. Это значит, что я не верю в религиозные сказания, которые мне даются в катехизисах и других писаниях.

Дорота. Для тебя это просто сказочки?

Януш. Я верю в то, что существует какая-то главная движущая сила, которая ничуть не противоречит эволюционизму. Не могу себе представить, что кто-то в этой стране предпочитает креационизм. Просто я знаю, что Иоанн Павел II не хотел, чтобы учили креационизму, потому что эволюционизм является креационизмом, но научным. То, что мы аллегорически рассматриваем как Сотворение мира за шесть дней плюс седьмой день для отдыха, мы можем считать эволюционным процессом, который сведен для общества к этим семи дням. Но это не что иное, как эволюция, которая длилась во времени и в конце которой возник человек. А остальное — это комментарии в форме сказания о ребре Адама и о Еве. В то же время в современной науке нет ничего, что противоречило бы вмешательству извне при сотворении Вселенной. Никто не ответил еще на вопрос, что было в этой нулевой точке. Даже Стефен Хоукинг, являющийся мыслителем, астрофизиком из университета в Кембридже, не исключает интервенционизма в истории мира. Было начало, названное физиками «особой точкой», в которой масса была либо абсолютно нулевой, либо абсолютно бесконечной, энергия абсолютно нулевой либо абсолютно бесконечной. И с этого все началось. Если физик доходит до такого извращения, чтобы назвать что-то «особым», это означает, что он беспомощен, как младенец. Физики редко признаются в том, что на самом деле являются поэтами. Хотя Фейнман' им был (смеется). Но в этой точке мог находиться Бог, и это Он мог быть причиной того, что эта точка вообще существует. Не вижу здесь никакого противоречия, потому что верю в некую движущую силу, в некую необъяснимость. Кроме того, мне это необходимо для понимания всего происходящего и для ответа на вопросы: почему я здесь, как все началось и как закончится, и для чего, возможно, кто-то так хотел.

Дорота. А как ты представляешь себе Бога, это конкретная личность? Иисус?

Януш. Нет. Для меня Бог — это энергия. Точнее, наверное, даже эфир. Когда-то верили в то, что существует некий эфир, что любая информация может распространяться только в нем, как в воздухе распространяются звуковые волны. В вакууме мы не могли бы разговаривать, потому что там нет воздуха и волнам не в чем было бы распространяться. Стало быть, есть какой-то эфир, и для меня это эфир метафизический, в смысле не физическом, а духовном. Мы, как и наша Вселенная, являемся пузырьком в некоем эфирном супе. И таких пузырьков в нем полно, поскольку — по крайней мере, до сих пор — нет никаких научных доказательств того, что существует только одна Вселенная. Я был бы даже удивлен, если бы существовала только одна. Точно так же я был бы удивлен, если бы существовала только одна такая планета, как Земля. Я полностью согласен с профессором Анджеем Бяласом, физиком-теоретиком, президентом Польской академии наук, который в одном из интервью заявил, что исследование природы никогда не закончится.

Дорота. Ты молишься?

Януш. По большей части когда чего-то боюсь. Я -ужасно конъюнктурный католик и в костел хожу главным образом из страха. Например, когда я должен принять какое-то важное решение. То есть религия для меня -лекарство против страха. Что-то в этом есть. Мне приходят на ум закоренелые атеисты, сидящие на антидепрессантах, и монахи, погруженные в глубочайший восторг.

Дорота. А почему ты не ходишь по воскресеньям в костел? Не любишь толпу? Не любишь делиться Богом с другими?

Януш. Нет. Мне кажется, что многие люди приходят по воскресеньям в костел только из чувства долга, из чувства, что они должны там быть. И этого я не любил в Польше, не люблю и здесь, в Германии. Наверное, это эгоизм, но я не люблю делить Бога с другими, люблю, когда Он сосредоточивает свое внимание только на мне, и тогда мы можем спокойно поговорить и о женщинах, и о мире. Я могу признаться Ему, что боюсь и нуждаюсь в Его помощи. Верю, что Он мне это прощает. И мою конъюнктурность тоже. Я уверен, что Он знает, что я всего лишь человек.

Дорота. Ты исповедуешься?

Януш. Если исповедуюсь, то перед Ним, а не перед ксендзом в исповедальне. Исповедуюсь. Очень часто рассказываю Ему о своих грехах, о том, что я слаб, что опять слишком мало мыслей посвятил Ему, что опять не сделал так, как хотел, опять ранил кого-то своим пренебрежением или действием. Я, как любой человек, несовершенен и нуждаюсь в совершенствовании. И потому по понедельникам хожу к святой Эльжбете, то есть в костел в бедном районе Франкфурта. Это мой приход и прежде всего прекрасный костел, в котором чужестранок, никогда об этом не слышавших, учат надевать презерватив на банан, потому что здесь верят, что предохранение от беременности является меньшим злом, чем ее прерывание.

В приход приглашаются сексологи и гинекологи, которые говорят о противозачаточных средствах. Мне это нравится, потому что люди несовершенны и их следует защищать от зла. Как и меня. На эту тему я написал целую статью. Еще мне безумно нравится, что в этом костеле лежит книга, в которую люди записывают свои просьбы к Богу.

Дорота. Книга жалоб и предложений.

Януш. Да, именно так. Книга просьб, обращенных к Господу Богу. Она всегда раскрыта, и рядом лежит авторучка, которой можно делать записи. Трудно сосчитать, на скольких языках, некоторых я не распознаю, сделаны записи, может, даже на малайзийском или вьетнамском. Но я нашел также текст на польском языке от девушки, которая просила, чтобы Бог дал ей силу продержаться это страшное время, в котором она сейчас живет, потому что она любит другую женщину. Именно тогда я написал статью для журнала «Пани», эта история меня чрезвычайно взволновала. И это очаровательный небольшой костел.