— Как будто они не знают. Когда твой отец о их шалостях прознает, то может и голову снять.

— Но он ведь не всегда узнает.

— Да… Есть такое дело.

— Вот сколько я помог сэкономить рублей за счет этих проверок?

— Да я даже и не считал.

— А я посчитал. Две тысячи двести сорок три, если объем поставок не будет сокращен. Не очень много. Но все равно — это две тысячи рублей. Лишними они не будут. Кстати, ты не смотрел — сэкономленные деньги как-то отразились в расходах приказов? Или мне туда тоже начать ходить — учиться?

— Не стоит, — хохотнул Федор Юрьевич. — Эти тебя точно отравят. И быстро. Что же до денег, то это пустое. Выгода небольшая, а люди вон как взъерошены. Ты этим только дразнишь уважаемых людей. Или думаешь, что эти воришки сами по себе? Тут щипнул за кошелек, там. А кошелек он у многих нежное местечко. Болит от одной мысли, что из него монетку лишнюю достали. А тут такое дело. Не злил бы ты их.

— Все настолько плохо?

— Мне сложно сказать, но я вижу, что их раздражение растет.

— А эти… из приказов, неужто и правда отравят?

— Нет, конечно. Шучу я. Но проблем будет очень много. Ты ведь понимаешь, что там и деньги другие, и люди серьезные вовлечены?

— Понимаю, — покивал царевич…

Ромодановский же, не веря в эту искренность, все же прочитал ему краткую лекцию о том, что приказы держат кланы. Примерно также, как и неформальные каналы взаимодействия с другими государствами. И что главное — это не то, что воруют, а то, что дело делают. Это же воровство, если оно не выходит за определенные рамки, нужно считать платой за лояльность. Этаким форматом кормления.

Иначе зачем вообще этим кланам стараться?

За красивые глаза?

Грустная в общем выходила история, но вполне правдоподобная.

На чем базировались власть и влияние Федора Юрьевича? Как раз на таких вот связях и личных договоренностях. И он сам, без всякого сомнения, совал руку в казну. Как и все, кто к ней приближался.

И положа руку на сердце, даже если бы он пожелал все это исправить, то ничего не смог бы поделать. И Петр не смог бы. Потому что они оба опирались на тех людей, которые берут. А чем заканчивается попытка рубить сук, на котором сидишь, очень ярко и доходчиво в свое время продемонстрировал Павел I. В принципе — не дурак. Однако жизни совсем не знающий.

Да, наверное, в теории это можно исправить. Но это вылилось бы по сути в тихую гражданскую войну. И не факт, что по ее итогам вокруг кормушки не образовалась стая новых поросят, куда более голодных и не воспитанных. Которые бы не только жрали бы оттуда как не в себя, но и с ногами залезали без всякого стеснения.

— А как же быть? — поинтересовался Алексей. — Неужто закрывать глаза на все это? Тут же никакой казны не хватит.

— Зачем закрывать? Смотреть надобно зорко. И если кто из них начинает шалить ему всегда есть что предъявить в вину.

— Ясно. Мда. И все же мне хотел бы заглянуть в приказы.

— Ты ведь понимаешь, что я на твои письма супротив них реагировать скорее всего не стану?

— Понимаю. Я и по мастерским тоже, думаю изменить свое поведение. У них ведь не только проказы, но и сложности. И их не так трудно разрешить. Что же до приказов, то мне просто любопытно.

— Как они работают?

— Нет. Это то как раз ясно. Мне больше любопытно — как они воруют. Пока, глядя на мастерские, я только диву даюсь от наглости. Они даже не пытаются как-то скрываться. Словно в приказах у них свои люди.

— Так и есть. — кивнул Ромодановский. — Или ты думаешь, что они бы наглели просто так?

— А чего ты тогда взял нескольких в холодную?

— Эти увлеклись. — улыбнулся Федор Юрьевич. — Мне шепнули, что они обманывают своих подельников и за них попросили. Иначе бы тоже пальчиком погрозил.

— Вот оно что…

— Такова жизнь… — развел руками глава Преображенского приказа.

— Чем больше узнаю жизнь, тем она сильнее воняет. — мрачно произнес Алексей, который наивно посчитал, что там в XXI веке люди вели себя плохо из-за какой-то порчи. А здесь — на рубеже XVII и XVIII все обстояло если не иначе, то хотя бы заметно лучше. Но нет. Раньше лучше не было. Люди то те же. Разве что образования и кругозора им не хватало, отчего действовали они более открыто и нагло.

Федор Юрьевич не стал его успокаивать.

Зачем?

В его глазах это выглядело очень даже хорошо. Кроме просветленного ума царевич набирался житейской мудрости. А она, как известно, не приходит без боли. Физической или духовной. И пусть лучше вот так поболит, чем потом он глупостей наворотит, не понимая, что к чему…

Царевич же отправился от Ромодановского в тот день сразу к себе. День близился к вечеру. И делать ничего больше не хотелось. Запал пропал и иссякли так сказать психические силы.

Нет, конечно, он выспится и завтра вновь займется намеченными делами. Но то будет завтра. А сейчас он был слишком подавлен тем, что осознал — сказки не вышло. И что печально — не выйдет.

В таком виде он и поехал.

С кислым лицом и погасшим взглядом.

И тут, уже на подъезде к дому, началось что-то странное.

Перед его конным отрядом выкатили подводу, перегораживая дорогу. И вместе с ней выбежали незнакомые люди с саблями да мушкетами.

— Что вам надо? — хмуро крикнул Алексей.

— Тебя надо. Слезай с коня и иди к нам. А эти твои псы могут свободно уехать.

— Ты дурак? — устало спросил царевич.

— Дурак не дурак, а дело свое знаю.

— Ты понимаешь, что это измена?

— Какая же измена? Мы твоему царю не служим.

Царевич на несколько секунд задумался, глядя в эти ухмыляющиеся лица. Попытка похищения на лицо. И он не испытывал ни малейшего желания выяснять на собственной шкуре — кто и зачем это организовал. Вряд ли чем-то это для него закончится хорошим.

Поэтому, сделав определенные выводы, он чуть выехал вперед, вызвав оживление среди этих ухарей. И скомандовал:

— К бою! По стрелкам — беглым. Бей!

Его охрана была уже к тому моменту на взводе. Собранные и напряженные, словно натянутые струны. Ведь в текущей ситуации они при любом раскладе трупы. Сдадут царевича? Ромодановский прибьет. Вступят в бой? Эти убьют.