— Но почему? — Я искренне изумилась.

Лада пощелкала пальцами и помотала головой, словно исполнила какой-то импровизированный танец.

— А недостойны они оба продолжать наш род, вот почему! — Казалось, моя собеседница внезапно развеселилась. — А Григорием звали одного очень хорошего мужика, он у нас в школе работал, химию преподавал. Мы-то были те еще подарки, но Григорий Аркадьевич очень хорошо к нам относился. Хоть и строго, но как-то по-отечески.

Лада тепло улыбнулась, и я поняла, что это одно из ее немногих по-настоящему светлых воспоминаний о непростой юности. Все же учитель должен был обладать действительно выдающимися педагогическими способностями, да и просто человеческими качествами, чтобы молодая женщина, давно окончившая школу, решила дать своему ребенку отчество в его честь.

Тут благодушное настроение Мещерской внезапно улетучилось, и она вновь уставилась на меня расширившимися от страха глазами:

— Не рассказывай Калачеву про Славика, не порть нам жизнь!

— Я и не собиралась, — заверила я перепуганную женщину.

— Тогда зачем… — Лада перевела дыхание, ее голос сорвался, — зачем ты опять сюда явилась? Почему ты не оставишь меня в покое? Ты ведь знаешь, что Павлова я не убивала, что тебе еще нужно?!

Во мне вдруг проснулось свойственное мне порой ребячество, и я решила немного подразнить Мещерскую.

— Как знать, — протянула я с сомнением в голосе. — В прошлый раз ты утверждала, что ребенок у тебя именно от Павлова. И тоже заявляла, что это чистая правда. Что ты в следующий раз придумаешь?

— В следующий раз я тебя и на порог не пущу! — в ярости прошипела Мещерская.

— Теперь тебе придется общаться с полицией, — жестко возразила я, также понемногу начиная закипать.

Невесть почему я вдруг почувствовала сильную неприязнь к этой недалекой и неразборчивой в связях и средствах молодой женщине.

— И если дело примет такой оборот, то уверяю тебя, ты не сможешь сохранить в тайне свои темные делишки. В полиции тоже умеют делать экспертизы, в том числе и генетические.

Мещерская захлопала глазами. Выражение ее лица было растерянным и злым одновременно.

— Да при чем здесь полиция?! — закричала она, словно вознамерилась громкостью голоса заглушить собственный страх. — Я ведь не совершила ничего противозаконного! Даже в завещании указано, что Павлов просто хотел отблагодарить меня за отличную работу в его доме, или как там было написано… О ребенке не было ни слова, что, съела?!

Теперь Ладочка торжествовала, но в уголках ее глаз все же притаился страх.

Мне отчего-то подумалось, что страх теперь будет так или иначе преследовать ее всю жизнь. Однако сочувствия я при этой мысли не испытала.

— Посмотрим, — многообещающе заявила я, понимая, что из своего визита к Мещерской я уже выжала всю сколько-нибудь полезную информацию и задерживаться в этом гостеприимном доме не имеет смысла.

Я поднялась и направилась к двери.

— Подожди.

Я обернулась.

Мещерская встревоженно смотрела на меня.

— Ты ведь правда не расскажешь ему о Славике?

Несмотря на искушение еще немного поиздеваться над ветреной особой, я все же отрицательно покачала головой. Ведь если Мещерская начнет всерьез беспокоиться о том, что ее тайна окажется раскрытой, это может не лучшим образом отразиться на Ярославе. Нервозность — плохая спутница материнства. А причинять вред ребенку, пусть даже и косвенным образом, мне совсем не хотелось. Да и мало ли что может предпринять сама Мещерская, если ее охватит отчаяние? Лишние проблемы мне сейчас совершенно некстати.

— Нет, не буду, я ведь обещала, — заверила я Ладочку и тут же заметила, как тревога в ее глазах уступает место облегчению.

Я отвернулась и, уже не оглядываясь, вышла из квартиры и спустилась во двор, к своей машине.

Пока я беседовала с Мещерской, на улице уже совсем рассвело, вовсю разгорался ясный солнечный день, на удивление теплый для поздней осени.

По пути в Тарасов я не переставала размышлять о роли Ладочки во всей этой истории, слишком уж подозрительным показалось мне ее активное нежелание идти на контакт. И потом, эта ложь.

Я ведь не заставляла Мещерскую рассказывать всю подноготную о ее материнстве еще в свой первый визит. Мало ли от кого она могла родить ребенка, зачем ей понадобилось убеждать меня, что отец Ярослава именно Павлов? И потом, Лада ведь сама вполне справедливо заметила, что в завещании говорится, что часть своего имущества Павлов оставляет именно ей в качестве благодарности за прекрасную работу.

Ей, Ладе Мещерской, Павлов оставил часть наследства, а вовсе не своему ребенку, которого он даже не соизволил признать официально. По документам Лада мать-одиночка. И никакая экспертиза не выведет на Павлова в качестве возможного отца.

Так чего, спрашивается, Мещерская трясется от страха? Кого она боится? Калачева?

Это предположение вновь заставило меня задуматься. Ведь Мещерская не видела Калачева с тех самых пор, как узнала о своей беременности. То есть минуло уже десять лет. Не видела, если верить ее собственному утверждению.

Я хмыкнула.

У меня ведь более чем достаточно оснований безоговорочно верить Мещерской. Не стану утверждать, что Ладочка патологическая лгунья, это уже крайняя степень. Но, похоже, она из тех людей, для которых ложь — одна из основ существования. Подспорье, так сказать. Не соврешь — не проживешь.

Так вот, что касается Калачева. Может статься, что парочка была в многолетнем сговоре, и оба они так или иначе причастны к гибели Павлова.

Ведь и Калачев солгал мне, что знать не знал, что у Настеньки была какая-то няня. О Мещерской и вовсе не упомянул ни единым словом.

Допустим, они думали о том, что у них подрастает сын, и решили сделать все возможное, чтобы обеспечить его будущее. А заодно и свое, до старости обоим далеко. Мещерская и Калачев постоянно поддерживали связь и выжидали подходящего момента, чтобы осуществить свой замысел. А Лада все это время и так была в шоколаде. Вдобавок блаженный в своем неведении Павлов оставил им обоим кругленькую сумму. Чем не версия?

Однако я тут же досадливо покачала головой.

Если бы дело обстояло именно таким образом, Ладочка бы с пеной у рта продолжала доказывать мне, что знать не знает никакого Костика. Или на худой конец постаралась бы меня поскорее спровадить, а сама кинулась бы звонить своему возлюбленному и подельнику, чтобы предупредить о возможной катастрофе. И оба они постарались бы выкрутиться, не навлекая на себя подозрений. Особенно Мещерская.

А что у меня, собственно, есть против нее? Смотрите, как мальчик похож на отца? Вы серьезно?

Я представила, какую гримасу скорчит следователь Волков, если я заявлюсь к нему с подобным «доказательством».