– Времени на все про все – пара дней от силы. Пройдет Нарвский полк, потом Астраханский, потом мы. За нами Азовский – и сразу смотр.

Когда я закончил с ужином, мужики начали сворачивать посиделки. Убрали стол, пустые бутылки, да и стали потихоньку расходиться кто куда.

– И еще, крестный. Тут такое дело… Я пока писарчуком при господине порутчике состоял, бумаги всякие читал. Там про всякие происшествия в полосе движения полков и так далее. Ну и сведения интересные вычитал.

Ефим заинтересованно поднял бровь.

– Ты давай поближе к делу. Будем считать, что оправдания своей очередной идее ты придумал.

Ну да. Если коротко…

– Ну, в общем, где-то тут разбойники шалят. Говорят, будто наемники шведские, которых уволили в мае, – так вот потихоньку-помаленьку двигаются к себе в Швецию, на север, значит. Ну и по пути прибирают к рукам все, что плохо лежит. Ну, вроде как слухи такие. Ты бы не мог там как-то… Ну, это… Вроде ваша ланд-милиция как раз по таким вопросам работала? Опыт у тебя есть…

Ефим встал с небольшого чурбачка, на котором сидел у костра и ответил:

– Спать иди. Завтра с утра подниматься рано.

– Так а…

Ефим изогнул бровь:

– Споришь с капралом, Жора? Недельку почистил сапоги начальнику и теперь сам начальником себя считаешь?

И правда, что-то мне как-то сразу спать захотелось…

Погода не задалась. С самого утра было пасмурно и временами моросил мелкий неприятный дождик. Зато не жарко.

Вообще-то идти прямо по дороге, занятой другим полком, была не самая лучшая идея. Ощущение… как бы так объяснить. Со мной что-то подобное было в те времена, когда мы всей нашей футбольной командой ездили на выезды. И если где-нибудь во Пскове или Краснодаре к питерским командам относились достаточно дружелюбно, как к экзотике, то выезд в Гатчину, Красное Село или Купчино для нас превращался в целое приключение. Конечно, можно было ездить на выезды в обычной цивильной одежде, спрятав тренировочный костюм с цветами клуба глубоко в недра сумки. Или вообще попросить родителей довезти до стадиона на машине. Но нам казалось такое поведение недостойным. Как говорилось у нас в раздевалке – «не по-пацански». Потому прелестей прорыва к стадиону от метро или станции электрички через враждебную территорию я в свое время хлебнул сполна. Особенно в том сезоне, когда мы осенью играли стыковые матчи с «Невским фронтом», и об этом событии знали все пацаны и их Фрунзенского района, и нашего Выборгского.

В общем, напряжение повисло в воздухе с того самого момента, как мы вышли на Рижский тракт. Потому что они были Нарвский полк, а мы на сумках носили бляхи с гербом Кексгольмского. Они были усталые и грязные от бесконечного выталкивания завязших телег – а мы в чистых мундирах и с начищенными до блеска башмаками. Да-да, я сделал по рецепту Федьки Синельникова сапожной ваксы, и мы начистили наши солдатские башмаки. А еще я по методике того же Федьки приготовил полировальную пасту из кирпичной муки, и ею мы надраили все пряжки, бляхи и пуговицы.

Грязные усталые нарвцы, кто в нательных рубахах, кто с голым торсом, вразнобой таскают из леса лапник и валежник, чтобы закидывать грязевые ямы на разбитой тележными колесами дороге и поддерживать редкие костерки, а мы такие красивые, в ярко-красных чистых камзолах бодро шагаем вшестером ровной колонной по двое. Они питались уже не первый день абы как, чем бог послал, приготовленным на костерке в поле или вовсе всухомятку, а мы сегодня плотно позавтракали домашней кухней. А еще мы вчера мылись в бане – я у офицеров, ребята у нас в деревне – и были чисто выбриты дорогой английской бритвой, важным достоянием нашей артели. И еще в моем шестаке не было ни одного человека с золотым галуном на рукавах, белым или тем более желтым шейным платком. То есть издалека видно, что мы тут обычные люди, свой брат-солдат. А то, что Ефим меня назначил мелд-ефрейтором – то есть временным командиром группы, согласно здешнему артикулу, – так этого по мундиру не видно, о том только в цыдулке написано. Которая пригодится, разве что если по дороге какой-нибудь старший офицер попадется.

Ага, брат-солдат, как же. Мы шли, а на нас косились десятки недобрых взглядов. Потихоньку мы сбились в достаточно плотный строй и перешли на совсем уж парадный шаг, будто на экзерциях. А со стороны нарвцев потихоньку начали раздаваться смешки, свист и ругань. Вот кто-то сзади крикнул что-то обидное, но мы никак не отреагировали, продолжая вышагивать, будто деревянные солдатики. Блин, это неправильно. Надо обязательно чего-нибудь в отмах сказать. А то сейчас начнется…

– Вот черти! Да с чего они решили, что мы чужаки? – сквозь зубы пробормотал Никита. – Они что, весь полк в лицо знают, что ли?

– Кушаки и платки, – ответил ему Сашка. – Глянь, у них пояса немножко другие. И шейные платки они по-другому повязывают.

Ого! Ну надо же, какие тонкости! И как это Сашка разглядеть успел? Хотя с его неугомонным любопытством… А еще я вспомнил, что всех нас Семен Петрович учил повязывать шейные платки особым узлом, подушечкой и левый хвостик узла выпустить чуть длиннее правого. Так, чтобы платок в отвороте камзола не шарфиком выглядел, а эдакой стрелкой к сердцу. Я уж думал, тут так по уставу положено. А это, оказывается, особый форс нашего полка. Который соблюдал даже командир батальона майор Небогатов. И без разницы, что у него шейный платок был желтого цвета. Он хоть и майор, но тоже часть Кексгольмского полка, а у нас принято носить вот так.

– Разговорчики! – зло бросаю я через плечо.

Мне было откровенно не по себе. И от недобрых взглядов нарвских, и вообще. Я заметил, что мои ребята непроизвольно втягивают голову в плечи. Да и у меня чего-то мышцы шеи напряглись. Подсознательно ожидал, что сейчас кто-то громко свистнет и крикнет: «Слышь, э! Сюда иди! Ты с какого района?»

Команду Ефим сформировал немножко странную. Мой шестак в полном составе, с которым мы вот уже полгода практически неразлучны, и три пары более опытных солдат, куда вошли все три капрала тех капральств, что были расквартированы в нашей деревне: Ефим с кожевенником из Кексгольма, капрал Смирнов с солдатом своего капральства – пожившим мужиком лет под сорок, и третий капрал из нашей деревни – Максим Годарев. Из дворян, между прочим. У него под Кексгольмом целая деревня во владении, почти двадцать душ народу. Что характерно, все мужики из его деревни – охотники-промысловики. При барине-ландмилиционере у них промысел шел, наверное, особенно хорошо. Интересно, а кто же у него тогда на земле работал, если все его крепостные были охотниками? Вроде ж крепостной должен быть к земле прикреплен… Впрочем, то не мое дело.

Так вот и порешили. Я иду шестаком по самому большаку, а пары во главе с капралами, бывшими ландмилиционерами, идут краями да перелесками, подходя с расспросами к каждой стоянке и костерку, что стихийно образовались вдоль тракта. Опыт подобных дел у них есть, что да как спрашивать они знают по своему приграничному прошлому. Затем собираемся у приметного верстового столба, что неподалеку от круглого озера, устраиваем совещание, после чего вновь разбегаемся. И так до самых предместий Риги, чуть больше десяти верст. Достаточно простенький план. Вот только что-то мне подсказывает, что наши капралы специально придумали себе повод не идти сквозь чужой полк, а обойти его краешком. Впрочем, нам выбора особо никто не предоставил. Сказали идти прямиком – мы и идем.