– Просто подсказку? А чем я за нее расплачиваться буду?

Против обыкновения мужик не стал хохотать, а, напротив, серьезно посмотрел мне в глаза.

– Верно мыслишь, малец. Пока тебе и банки пива хватит. А то цена может стать уж совсем неподъемной. Даже для меня.

Мужик невесело усмехнулся и продолжил:

– Зашиб тебя тот громила, вот ведь какая штука, – и развел руками. Мол, так вышло. – Ты банку-то держи, держи. Пиво с утра хорошо головную боль снимает, уж я-то знаю.

Зашиб… Почему-то стало очень страшно. Начала подступать тошнота. В голове забегали табуны панических мыслей. Бежать? Ползти? Просить пощады? Звать маму? Усилием воли попытался абстрагироваться. Самым краешком сознания понимаю: это отошел шок и идет это, как бишь его… Ну что-то вроде отравления адреналином. Я не медик, не знаю, но у меня оно всегда так. Помню, на одном матче мне нападающий соперника накладку сделал. Он шел по флангу, я оттеснил его плечом, забрал мяч, развернулся, увидел открытых своих в центре поля, попытался вынести… а нападающий все так и висел у меня на пятках. И в момент удара поставил колено мне на бьющую ногу. Щиток в хлам, перелом большой берцовой кости, пять недель в гипсе. Так вот в тот раз примерно такие же ощущения были. Нога первое время онемела, и вроде бы даже с поля ушел сам. Хромая, подпрыгивая, но сам. А потом, через несколько минут, накатило. Паника, тошнота и головокружение. Врач тогда говорил, что это обычное дело при травмах. Может, так оно и есть. А может – просто утешал. Не знаю.

– И что теперь будет?

Мужик отхлебнул пива и пожал плечами.

– Да ничего. Я вот тебя пивом угостил. А другой игрок свою пешку теперь тоже чем-нибудь угостить сможет. Такие дела. – Мужик допил пиво, резко смял пустую банку в руке и перешел на серьезный тон: – Ты давай это, пошустрее. Больше спрашивай, больше слушай, смотри по сторонам. А то тут дело такое. Я тебе какую-нибудь подсказку дам пустяковую – ну там, найти в лесу мешок с серебряными рублями или спасти кого-нибудь из власть имущих. А соперник такой же ход сделает. Или вообще сольет своей пешке твои координаты. И все, приехала наша с тобой электричка в депо.

Холодная банка, кажись, протекает. Или это конденсат? А еще кажется, будто она тает в руках. Да ну, вряд ли. Это ж алюминиевая банка, с чего бы ей таять? Да слышу я, слышу, мужик. Смотреть, запоминать, разговаривать. Все, что мне нужно, о том сейчас люди вслух говорят. Все понял. Блин, что ж так сыро-то? И под майкой сыро, и вроде даже в ботинках. Воздух в электричке вдруг подернулся рябью, появилось ощущение, будто я смотрю в вагон из наполненной водой ванны, куда я погрузился с головой…

* * *

Уф! Вода ударила по лицу, попала в нос и рот. Я судорожно вдохнул и закашлялся. Рывком перевернулся на бок, оперся на локоть и начал яростно отплевываться.

– Ну слава тебе, Господи! Живой! – раздался голос Семена Петровича. – Я ж тебе говорил – он крепкий парень! А ты все причитаешь: насмерть зашиб, насмерть зашиб! – ответил ему Ефим вроде и насмешливо, но с явным облегчением в голосе.

Я поднял голову. Вокруг меня столпились все участники ночных посиделок. У Семена Петровича и старика-латыша в руках были объемистые деревянные ведра. Ну а я сидел весь мокрый в грязной луже. М-да.

– Скотина ты, крестный, все-таки! Встать помоги, что ли! – и протянул ему руку.

Ефим рассмеялся, схватил меня за предплечье, рывком поднял на ноги и обнял за плечи своими перекачанными медвежьими лапищами.

– Живой! Ну вот! А эти все пужали – не дышит, мол!

От Ефима заметно разило перегаром и чесноком, но голос был уже трезвый. Кажется, они тут и правда перепугались.

– Крестный, я вообще-то к тебе по другому вопросу, – и попытался отстраниться.

– Да? – удивленно спросил Ефим. – А я подумал, что все по той истории. Я ж места себе не находил. А ты, зараза, со мной даже словом не обмолвился, даже когда в свите порутчика к нам в деревню забегал. Сколько там, раз пять за неделю? Думал – все. На принцип пошел барчук. Был мне как сын крестный, а стал словно враг смертный. И кто еще скотина после этого, а?

Ну да, было дело. Только мне ж не до того было, я ж не просто гулял. Мне же надо было записывать, считать и вообще… А он вон чего себе придумал.

Семен Петрович поднял с земли мою треуголку, наскоро отряхнул и подал мне.

– Волнуется за тебя Ефим! Я тебе о том еще в лазарете сказывал. Переживает! – и так наставительно покачал своим заскорузлым указательным пальцем.

Я рассмеялся:

– Ага, и зашиб до смерти!

– Так уж и до смерти! Да тебя оглоблей не перешибешь! Вон, даже отметины никакой не осталось!

Я ощупал левую часть лица. Странно. В электричке вроде было впечатление, что все плохо, а сейчас нормально щека чувствует. Ничего не болит и даже не опухло. Надо же! Неужели даже синяка не будет?

– А вот у меня, кажется, к утру глаз заплывет, как пить дать! – рассмеялся Ефим.

Удивительное дело. Вроде бы у нас тут только что нечто вроде драки было, а вот уже обнимаемся, смеемся, шутки шутим. Гнев и приступы испепеляющей ненависти, которые накатывали на меня все эти две с гаком недели после порки, сейчас будто испарились. Нет, в мое время такого бы не поняли. У нас там прям как Священное Писание читали – мол, насилие нельзя, драться нельзя, все нужно решать словами, ай-ай. И словами бросались злыми, никаких границ не чувствуя. А тут вместо тысячи слов бац – с копыт долой, а потом все болтают как ни в чем не бывало!

Хотя это у меня, скорее всего, отходняк с адреналина. А крестный все-таки злыдень!

Через несколько минут на тлеющий костер водрузили треногу с чугунком, хозяин-латыш сообразил на стол немудреные закуски из хлеба, лука и еще каких-то овощей. Мне насыпали в деревянную миску каши и силком заставили поужинать, хоть я говорил, что не особо голоден. От водки я отказался. Ну ее. А то мало ли.

Ну а пока то да се, я быстро ввел Ефима в курс дела. Мол, так и так. Завтра с утра следует снарядить команду. Шестаками ли, дюжинами ли – на наше усмотрение. И пройти по тракту в сторону Риги. Задача – посмотреть дорогу, наметить места стоянок и так далее. Генерал Лопухин планирует устроить смотр всей дивизии, потому собирает свои полки в один лагерь. После чего надо будет выдвигаться на север, прочь от границы. А мы, соответственно, всей ротой должны пройти ножками да посмотреть глазками весь маршрут следования. Так-то вроде тут идти всего ничего, полтора десятка верст, а все равно. Порядок есть порядок.

– Вот тебе, Ефим, цыдулка с приказом от порутчика Нироннена.

Цыдулка – это здесь так именуют небольшие записки, свернутые в маленький рулончик. Собственно, в такой форме здесь отдают письменные приказы в масштабах батальона в тех случаях, когда он требуется. На выход с квартир в поле – да, приказ офицера требуется. Ну вот Нироннен и написал мне три таких цыдулки – по одному на каждое капральство, квартирующее в этой деревне. И заверил их малой печатью с изображением герба полка.